Люсе больше нравилось, когда троица оставалась что-то обсуждать со старушками, а Люсю отправляли гулять в примыкающие к Вдовьему дому сады, спускающиеся к реке Пресне. Там она кормила лебедей и уток, заранее припасённым хлебом.
- Что ж, завтра я придумаю тебе поручение. Пойдёшь к своему милому, - сказала Люся Марьяше и вздохнула, увидев, как лицо девушки осветилось улыбкой.
На дворе у крыльца ждала тройка выхоленных гнедых. Из ноздрей у лошадей валил пар, от нетерпения все они пристукивали копытами. Лошади были украшены жёлтыми лентами, на ошейниках позвякивали колокольчики. Кучер с заиндевевшей бородой поклонился Люсе. Щёки у него были красные от мороза, а кожа удивительно белая.
Владимир Петрович помог Люсе сесть на расписные новые сани и закутал их ноги медвежьей шкурой. От этого фамильярного жеста Люсе стало не по себе. Словно они были под одним одеялом. Девушка незаметно отодвинулась к краю. Погода на самом деле оказалась прелестная, и Люся с удовольствием слушала звук колокольчиков и вертела головой по сторонам. Снег всё ещё шёл крупными хлопьями, превращая Москву в сказочный город. Выбравшись в Петровский парк, Владимир Петрович приказал ехать быстрее. Аллея сменялась аллеей, мимо проносились такие же тройки, откуда сквозь звон бубенцов слышался женский хохот, а иногда и визг. В парке среди заснеженных сказочных деревьев, от быстрой езды, от которой казалось замирала душа, Люся оттаяла несмотря на мороз. Раскрасневшаяся, она повернулась к Владимиру Петровичу:
- Прикажите, пожалуйста, быстрее ехать! Так хорошо, ведь так хорошо.
Люсе казалось, что лошади уносят её от себя самой. Их удаль передалась ей. Она тряхнула головой, отгоняя прошлое и Гришеньку. Опять повернулась к Владимиру Петровичу:
- А ещё быстрее, можно?
Он только крякнул от восторга, глядя на снежинки на розовом Люсином лице, на восторг, застывший в голубых глазах, на упрямо сжатые розовые губки. Он не видел такой Люсю. Казалось, она испытывает себя. Он приказал ехать ещё быстрее и, воспользовавшись поворотом, обнял Люсю за плечи. Увлечённая быстрой ездой, она даже этого не заметила. Всё внутри неё, смолкнувшее после расставания, вновь возрождалось к новой жизни.
«Господи, как же хорошо. Как хорошо. Не останавливаться бы так вовек».
Прокатив несколько кругов, лошади сбавили темп. Кучер спросил, куда их отвезти на ужин.
- Ох, я не одета для ужина, - смутилась Люся. – Давайте выпьем горячего чаю, чтобы согреться.
Нашли уютный ресторанчик. В городе темнело. Фонарщики на лестницах заливали керосин, поправляли фитили.
Люсе всегда нравился этот момент, ей казался, что фонарщики наполняют мир волшебством. Они вошли в уютную чайную недалеко от парка. Им принесли свежезаваренный чай, пряники в глазури и клубничное варенье. Люся, толком не евшая в эти недели, почувствовала себя голодной и набросилась на еду. Разговор не клеился, Владимир Петрович, казавшийся от чего-то смущённым, к пряникам не притронулся, только всё смотрел на Люсю.
- Что вы так смотрите на меня? Уже не такая бледная, как давеча? – улыбнулась Люся.
- Люся или как вас называют Люси, вы совсем выросли и превратились в настоящую красавицу.
Люся вежливо кивнула. Что-то в его тоне заставило её насторожиться. Раньше он не смотрел на неё так пристально и так серьёзно. Она аккуратно поставила чашку на стол.
- Мне, наверно, пора уже домой, Владимир Петрович.
- Мне нужно сказать вам кое-что. Я всё понимаю, вы молоды, красивы и можете рассчитывать на лучшую партию, но я ждал вас.
- Ждали меня? Что это значит? – вскинулась Люси, завидев странный огонь в его обычно холодных глазах.
- Ждал пока вы вырастете. Вы казались мне маленькой вплоть до того вечера на балу. Когда вы спустились в этом платье, я понял, что не могу больше ждать. Пока меня не опередили, я должен попытать счастия. И в тот же вечер после нашего танца я отправился к вашему батюшке.
Люся чувствовала, как приоткрылся рот. Не может быть?! Он что, сейчас сделает ей предложение? Но отчего же никто не упомянул про это?
Граф Бородин порылся в кармане и достал бархатную чёрную коробочку. Открыл её. Брызнул яркими искрами в свете свечей огромный бриллиант, ослепив Люсю. Она как будто окаменела, приросла к стулу, хотя вся её душа умоляла сбежать. Этот человек, друг отца, действительно всегда был рядом, и он смущал её своими поцелуями, когда она была девочкой. Никогда между ними не было ни задушевных разговоров, ни какой иной близости. Она всего лишь старалась быть с ним вежливой. Ради отца. У неё и в мыслях не было, что Владимир Петрович сделает ей предложение.