- Нет, – печально ответила Миртл, проплывая сквозь Гермиону к дальней стене.
Девушка поежилась от неприятного холодка, который прошел по телу и обрадовалась, что призраку неизвестно местонахождение другого входа. Нельзя было допустить, чтобы Беллатриса это знала, нужно было выиграть время. К Кровавому Барону девушка ни за что бы не пошла, она даже не попросила бы сэра Николоса де Мимси поспрашивать о входе у приведения подземелья Слизерин. Нужно было тайну оставить тайной.
- Лиз, ты не знаешь, кто такая Октавия Тиммонс? – спросила Гермиона Грейнджер у озабоченно кружащейся Плаксы Миртл.
- Я видела ее несколько раз, пока была жива. Она поступила в школу как раз в тот злополучный год, когда два ярких желтых глаза меня убили. Попала на факультет Гриффиндор. Была доброй девочкой. Лучше бы попала к нам, в Пуффендуй. А потом через пару лет после моей смерти, когда я все еще оплакивала свою жизнь, она прибежала ко мне в туалет. Октавия спряталась как раз вон в той кабинке, – Миртл указала на самую дальнюю из кабинок, где плохо открывалась дверца. – Она прорыдала там полдня и почти всю ночь. Мне это в итоге надоело, и я вылезла из своего укромного бачка. Думала, что она будет вопить, кричать, как обычно это делали другие, но она была поглощена своим горем. Я, конечно, спросила Октавию, что же такого случилось, что она плачет громче, чем я. Но то, что она мне рассказала, я помню хорошо, будто это произошло вчера. А вы говорите, что Миртл не умеет хранить тайны или секреты, – тут приведение всхлипнуло, но увидев интерес в глазах Гермионы, успокоилось и продолжило. – Она сказала, что Том Риддл, студент седьмого курса, нашел ее дневник, где она признавалась ему в любви и писала о своих чувствах, переживаниях и проблемах. Конечно, я не поняла, что такого в том, что он нашел его, но правда оказалось ужасной. Том сказал Октавии, что если она не хочет, чтобы о том, что она записывает в свой личный дневник, узнала вся школа, ей нужно прийти в полночь в то место, куда он укажет. Конечно же, Октавия пришла. Потом произошло страшное. Том Риддл ее изнасиловал. Ей было тринадцать лет, как и мне. Она говорила, что хочет покончить с собой. Если об этом узнают в приюте, она не сможет жить на этом свете. Октавия сказала, что воспитывалась в женском приюте, где всячески издеваются, если у тебя было что-то до замужества с мужчиной. Что произошло с ней дальше я не знаю, она так больше и не пришла.
- Боже, он большее чудовище, чем я ожидала, – сказала Гермиона, запустил пальцы левой руки в волосы, а правой не преставала помешивать котел.
Миртл никак на это не отреагировала, она грустно смотрела в окно, наблюдая за тем, как в озере плещется огромный кальмар. Она думала о том, что ее ждала более лучшая участь, чем Октавию Тиммонс – уж лучше было умереть, чем вот так.
Тем временем Гермиона закончила варить свое зелье. Она наколдовала две литровые бутылки, переместила снотворное туда и плотно закупорила пробками. Очистив котёл, девушка его уменьшила и положила все в сумочку. До завтрака оставалось чуть меньше двадцати минут.
- Миртл, я пойду, еще увидимся, – тихо сказала Гермиона, повернувшись к приведению девочки, которая все еще смотрела на кальмара.
- Ага, – ответило безразлично привидение.
***
В Большом зале было тихо. По большей части еще сонные студенты подтягивались на завтрак. Гермиона Грейнджер сидела за столом и размышляла, когда рядом с ней на скамью уселась Джинни.
- Ты сегодня как-то рано, чем занималась? – не поздоровавшись, спросила рыжая.
- Да так, ничем, – не вылезая из своих мыслей, ответила Гермиона. – Гуляла, была у Сыча… Он, кстати, бодр и весел. Уже норовился приземляться, а не падать вниз с грацией бладжера.
На последних словах она тихо хихикнула.
- Тоже неплохо, – отозвалась Джинни, – а я вот все еще не могу проснуться. Если бы не Таня, я бы плюнула на завтрак и никуда не пошла.
Подруга зевнула и положила голову на руки.
- А что Таня?
- Пришла где-то минут сорок назад, – не поднимая головы ответила Джинни Уизли. – Я так понимаю, что она ночевала где-то, но не в спальне.
- Наверное, я тоже ее не видела, когда выходила, – пожала плечами Гермиона Грейнджер.
Когда на столе появилась еда, Джинни неохотно потянулась за омлетом и соком. Было видно, что она все еще хочет поваляться в кровати, но сегодня в ее планах было почистить метлу, отполировать рукоять и вместе с Анастейшей Куин и Анимой Солас заказать несколько новых примочек.
- Чем планируешь сегодня заняться? – спросила она подругу, ковыряя вилкой омлет.
- После завтрака навещу Хагрида, потом посижу в библиотеке и, быть может, схожу к Эйбу, – ответила Гермиона, пытаясь съесть ложку овсянки.
- Передавай привет Хагриду, – зевнула Джинни, начиная есть свой завтрак.
***
Рубеус Хагрид поставил чайник, вернулся в комнату и сел за стол рядом с гриффиндоркой.
- Как твои дела, Гермиона? – спросил лесничий радостно смотря на девушку.
- Все хорошо, а как ты поживаешь, как флоббер-черви? – ответила Гермиона.
- Я нормально, а что флоббер-черви – снова подохли.
- Жаль, – пытаясь искренне опечалиться, сказала девушка.
- Брось, Гермиона, кому они нужны, эти гигантские слизняки. Директор МакГонагалл сказала, что лишит меня должности, если я все же приведу на территорию школы Нунду.
- Но Хагрид, Нунду самый опасный монстр, если не считать драконов или василисков! – посуровела Гермиона. – Я все понимаю, но он может напасть. Он опаснее Химеры.
Хагрид грустно вздохнул и подпер голову своим огромным кулаком.
- Не расстраивайся, может лучше стоит показать Ишака? – пыталась подбодрить друга девушка.
- Может, – печально пробормотал лесничий.
Из кухни донесся свист чайника, и великан пошёл наливать чай. Спустя несколько минут он вернулся с кружками-ведрами и тарелкой пирожков.
- Сам пек, – пояснил он и подвинул тарелку ближе к Гермионе. Девушка благодарно посмотрела на Хагрида, но к угощению не притронулась.
- Послушай, Хагрид, – начала гриффиндорка, – ты случайно ничего не знаешь про Октавию Тиммонс?
Преподавать по уходу за магическими существами удивленно на нее взглянул.
- Откуда ты знаешь это имя?
- Да так, листала библиотечный учебник по трансфигурации за второй курс. Судя по всему, он принадлежал ей, так по крайне мере было написано на внутренней стороне обложки, – девушка была готова к такому вопросу.
Хагрид все еще подозрительно смотрел на нее.
- Повторяю пройденный материал. Я не могу предугадать, что будут спрашивать на экзамене. Можно ожидать всего, – объяснила Гермиона, чтобы это было похоже на правду.
- Это старая история. Об этом уже нечего говорить, – пытался отвязаться от разговора Хагрид.
- Хагрид, пожалуйста, если ты так говоришь, значит есть, что рассказать, – умоляла Гермиона.
Лесничий ненадолго задумался, а потом, делая глоток чая, произнес:
- Ну хорошо, только никому об этом не говори. Это история темная и до сих пор никто не знает, почему все произошло именно так. Когда Октавия попала к нам на факультет, я учился на третьем курсе. Она была очень доброй и отзывчивой девочкой. Очень переживала за меня. Ну, когда произошла эта история с Арагогом и Ридделом. Тогда-то я и стал с ней общаться, вот. Октавия стала часто приходить ко мне в Хижину. Мы с ней стали друзьями. Так пили чай, как и сейчас с тобой. Часто рассказывала мне о своих достижениях. Когда она училась на третьем курсе, то приносила мне иногда что-нибудь из Хогсмида. Но после Рождества с ней что-то случилось. Октавия стала молчаливой, замкнутой. Она все еще приходила ко мне, но могла часами сидеть и смотреть в окно, вот.
Лесничий вдруг снова погрустнел и насыпал себе еще пару ложек сахара. Гермиона молчаливо ждала, пока он продолжит.
- В один из дней ко мне пришел кентавр Форсет. Он все еще живет в лесу и считается старейшиной. Кстати, он наставник нашего Флоренса. Ну так вот, он пришел ко мне, чтобы я забрал кости, которые оставила Химера около их племени. Видите ли, это не их задача, – вспоминая это, Хагрид выругался. Видимо он до сих пор не очень-то любит кентавров. – Октавия как раз сидела рядом со мной на пороге дома и слушала, как я играю на флейте. Форсет внимательно на нее посмотрел, а потом позвал меня пройтись с ним и убрать эти кости поскорее. Я попросил ее подождать, она послушно осталась сидеть на ступеньках. Как только мы покинули опушку, Форсет начал, как и все его племя, говорить загадками: