Например, сколько людей считают, что сразу после смерти о них забудут, словно их никогда не было? Какие концепции следуют из этого?
Эти концепции следует рассмотреть и развенчать, чтобы увидеть смерть в ее истинном виде: концепции внутри миража.
Когда мой любимый друг Кристиан умер, первой реакцией «моего» ума-тела была тоска.
Но на следующий вечер, когда «я» сидел в гостиной нашей квартиры, в ПУСТОТЕ появилось гораздо менее плотное, чем раньше, сознание по имени Кристиан.
Это сознание плавало в ПУСТОТЕ и не знало, что оно мертво; поэтому оно было в шоке.
«Я» провел с ним некоторое время (его сознание, которое стало тоньше) и рассказал ему, что произошло.
В течение следующих 24–36 часов «его» сознание оставалось рядом — до тех пор, пока не растворилось в БОЛЬШОЙ ПУСТОТЕ и не исчезло.
Его не было до того дня, когда «я» понял индийское изречение: «Самый важный момент для гуру — момент смерти».
Почему? Чтобы лучше показать это, я начну с истории, случившейся много лет назад. Это история об отставном летчике, обучавшем меня в середине 1980-х. Он рассказал мне, что, когда он был летчиком, его самолет сбили над Северным Вьетнамом. Он автоматически выпрыгнул из самолета; его парашют раскрылся примерно через 10 секунд. Он рассказал мне, что за это время увидел всю свою жизнь — настолько замедлилось время. За эти краткие 10 секунд он простил своих родителей, попрощался с женой и сыном и попросил у них прощения, вспомнил свое детство и юность — вся его жизнь развернулась перед ним. Он сделал все, что мы можем назвать «личностной» терапией, всего за несколько секунд. Затем его парашют внезапно раскрылся, и он снова оказался в «обычном времени». Поэтому мы можем сказать, что для «меня» в «обычном времени» сознание «Кристиана» растворилось и исчезло за 24–36 часов; но сколько времени это продолжалось для «него», «я» не знаю.
Все на свете создано из одной и той же единой субстанции. Кто-то называет эту субстанцию Богом, кто-то — сознанием, кто-то — ПУСТОТОЙ.
А кто же мы? Мы образованы из ТОЙ ЕДИНОЙ СУБСТАНЦИИ, ставшей плотной.
А что такое смерть? Подобно тому, как ТА ЕДИНАЯ СУБСТАНЦИЯ сгущается, образуя нас, она затем растворяется, вновь становясь ТОЙ ЕДИНОЙ СУБСТАНЦИЕЙ.
Никогда не теряя своей истинной природы, всегда оставаясь ТОЙ ЖЕ САМОЙ СУБСТАНЦИЕЙ.
Точно так же золото становится украшениями: кольцом, часами, цепочкой. Но оно никогда не теряет своей истинной природы — вещества по имени золото.
Такова же и смерть. Слияние с золотом, растворение, превращение в ТУ ЕДИНУЮ СУБСТАНЦИЮ.
И Кристиан — ТА ЕДИНАЯ СУБСТАНЦИЯ. И поэтому мы ласково называем его ПУСТОТИАН.
Большую часть жизни у «меня» было огромное желание понять смерть. «Я» пытался постичь ее с помощью медитации и практик умирания около тридцати лет.
В октябре 2000 года «я» получил возможность обнаружить, где «колесо встречается с дорогой». Из-за ошибки врача и неправильной медицинской процедуры «мое тело» испытало симптомы сердечного приступа.
На психологическом и эмоциональном уровне «я» не чувствовал ничего. Но передо «мной» появилось и открылось огромное окно. Взглянув в окно, «я» увидел только ПУСТОТУ. В течение 10 дней этого переживания окно иногда было в 10 футах от меня, а иногда «я» был наполовину здесь, а наполовину в окне. Все, что «я» видел — это бескрайнее НЕБЫТИЕ. Я осознал, что в смерти все «непереваренное» (непереработанное) может появиться (образоваться)) из сгустившегося НЕБЫТИЯ. В тибетском буддизме эти сгустки называют гневными божествами, «мы» называем их нашими «демонами».
Это окно не исчезло; оно стало частью «меня». Но за эти восемь дней «я» осознал два уровня: на одном внутри миража существовала концепция смерти, а на другом никакой концепции смерти не было!
Барбара, долгое время учившаяся у меня, пережила страшное горе — ее дочь была убита. Я подумал, что стоит провести с ней этот процесс.
Волински: Где в твоем теле или рядом с ним концепция по имени «мое» сознание, которая верит в концепцию по имени смерть?
Барбара: Она рядом (вокруг большей части тела), здесь (в желудке), в плечах и верхней части груди.
Волински: Какое определение концепция по имени «мое» сознание может дать концепции по имени смерть?
Барбара: Смерть — это прекращение физического существования, при котором есть тело и нервная система, существования во времени, пространстве и т. д. Смерть — выход из этого состояния, переход из состояния живого в состояние мертвого.
Волински: Какое определение эта концепция по имени «мое» сознание могла бы дать концепции по имени «смерть — это переход»?
Барбара: Больше нет сознания, которое находится в структуре тела. Сознание исчезает.
Волински: Как ты себя сейчас чувствуешь?
Барбара: Нормально. Я борюсь с этим.
Волински: Эта концепция по имени «мое» сознание, которая борется с этим. С чем она борется?
Барбара: «Мое» сознание борется с чем-то очень запутанным. Я чувствую, что совершенно запуталась. С концепцией о жизни и смерти, о теле и нервной системе, о его функционировании, о том, как сердце гонит кровь по телу, о работе мозга; и с концепцией смерти — с тем, что со смертью все это кончается, и нервная система больше не влияет на тело и сознание, и за какую-то секунду все это кончается.
Волински: Если бы эта концепция по имени «мое» сознание поверила в концепцию смерти, с чем еще она могла бы бороться?
Барбара: Ну, она бы могла бороться с некоторыми вопросами о том, что происходит после смерти? Есть ли сознание, которое живет после смерти, важно ли оставаться в живых? Кажется, что важнее быть живым, чем мертвым, что есть разница: живым быть хорошо, а мертвым — плохо. Есть целый набор концепций об этом.
Волински: Есть ли еще какие-нибудь концепции, с которыми мгла бы бороться концепция по имени «мое» сознание?
Барбара: Да, с идеей, что сознание существует в иной форме, чем внутри тела, функционирующего в пространстве и времени.
Волински: Когда концепция по имени «мое» сознание спрашивает, существует ли сознание только в пространстве-времени, и обо всем остальном, какому переживанию она сопротивляется?
Барбара: «Мое» сознание сопротивляется, потому что оно не хочет знать, что нет никакой разницы между сознаниями. Все это — одно и то же сознание. «Мое» сознание борется с этим, потому что чувствует себя отдельным от «твоего» сознания и от целого, оно ощущает двойственность: «до» и «после».
Волински: Эта концепция по имени «мое» сознание, которая верит в двойственность по имени «до» и «после» и в концепцию перехода от одного сознания к другому сознанию, и борется с единством и связью всех сознаний — есть ли это сознание?
Барбара: Это очень сложно и похоже на волшебную сказку о путешествии по лабиринту.
Волински: Концепция «лабиринта», концепция «времени», «до» и «после» — если бы концепция по имени «мое» сознание поверила во все это, какими были бы последствия — не для тебя, а для этой концепции по имени «мое» сознание?
Барбара: Ну, концепция захотела бы схватить это, прицепить все эти концепции к «моему» сознанию и найти других людей, чтобы собрать вместе подобные концепции, и это бы мог быть целый мир. Волшебный мир познания.
Волински: Эта концепция по имени «мое» сознание, которая верит во все эти вещи — даже в концепцию волшебства и т. д.
Барбара: Мне тяжело даже думать об этом. Это меня совершенно истощает.
Волински: Эта концепция по имени «мое» сознание — чему она сопротивляется, когда ты занимаешься всем этим?