Выбрать главу

Вероника Александровна, о которой я уже писал в своих записках, ушла из жизни, тоже буквально не оставив ничего из себя: она заживо сгорела в своей квартире. Младшую ее дочку, Лизочку, когда-то часто связывали с Андреем Никишиным общей молвой. Но тут уж я свидетель: поводов для этого не было.

Может быть, отчасти похожа на правду другая байка. Что Андрей всякий раз позволял выступить в концерте любому члену суржиковского семейства, — даже когда заказчики просили одного только Ивана Николаевича, — будучи просто не в силах противостоять напору Вероники Александровны, внезапно появлявшейся на служебном входе вместе со своими прелестными дочками, и, конечно, закрывал глаза, когда они по очереди заполняли рапортичку.

В мировой сети я нашел некролог из «Независимой газеты» за 2000 год:

«На 72-м году жизни скончался известный исполнитель русских народных песен народный артист России Иван Суржиков. Несмотря на тяжелую неизлечимую болезнь, он не покидал сцену до конца 1999 года. Во время войны на 14-летнего сына полка, исполнявшего русскую народную песню, обратил внимание маршал Рокоссовский. Встреча с полководцем и определила дальнейшую судьбу мальчика. Иван Суржиков объездил с концертами всю страну, много выступал за рубежом, и, наверное, не было зала, который не подхватывал хором его фирменную "Калинку". Дочери певца — Екатерина и Елизавета — пошли по стопам отца, обе стали известными певицами и часто выступали вместе с ним».

Сейчас, по прошествии времени, удивительной представляется еще одна информация в Сети, цитата из эстрадной энциклопедии:

«С конца 80-х семья (Суржиковых — Е.Ш.) по контракту работала в Германии, где С. подготовил цикл русских ямщицких песен. В 1996 вернулся в Россию».

Видно, что недаром Иван Николаевич будучи мальчишкой воевал с фашистами — чтобы на склоне лет, представляя победившую страну, приехать в побежденную страну и исполнять там ямщицкие песни совсем не в образе победителя.

Котельники (2)

7 октября 2007 года

Ян резко похудел. До начала концерта не показывался из гримерки. Потом весь вечер провел на сцене, находя для своих гостей слова, которые ему важно было сказать именно в этот раз — словно примиряясь со всеми, и при этом все равно не упуская случая затеять перепалку в своем фирменном стиле, перебивая и наступая на каждого следующего гостя все слабее, говоря все глуше и глуше.

История с Суржиковым бледной копией повторилась позавчера, в отсутствие Ивана Николаевича, уже со мной — спустя столько лет в каком-то вялом и не задевшем меня виде. Гражданский певец, все эти годы не сдававший позиций, за исключением того страшного года, который мог сделаться для него роковым, был и на этот раз среди тех, кто выстроился к юбиляру с букетами. Он, как всегда, нарушил очередь, и вышел на сцену вслед за Лионом Измайловым, за которым в программке значился я. Валечка Апостолова, вечный помреж в Театре эстрады, предложила по громкой связи, чтобы я потерпел, и даже шутила, несмотря на широкую трансляцию во всех гримерках: «Фимочка, я знаю, вы подождёте. Вы — добрый».

Мне было некуда спешить. Наташа Жеромская, администратор Карцева, попросила подбросить своего артиста до метро, потому что тот оставил машину где-то в Кузьминках. Мы с Толиком решили, что никаким метро он не поедет — мы доставим его до самых Кузьминок.

Гражданский певец застрял на сцене на недобрых полчаса, исполнив целый блок еврейских песен и, кажется, нарочно испытывая терпение актеров и зрителей, настроившихся на веселый, живой концерт. Впрочем, в легкой атмосфере капустника этот затянувшийся аттракцион тоже прошел с успехом; я зашел поглубже в карман сцены, чтобы избежать прямой встречи с откланявшимся певцом и выбрался оттуда, только когда Ян после грустного номера про «Сон о казни артиста» пригласил меня на сцену.

У Яна хватило сил, чтобы опять устроить перебранку. Он не дал мне сказать ни слова. Сразу отчитал меня за букет, с которого предательски упало несколько листочков. Я, защищаясь, рассказал про свой недавний диалог с ним по телефону.

— Он мне сказал: Фимка, делай на концерте что хочешь. Я представлю тебя, уйду, не буду мешать. А ты мне дорогой подарок принесешь?

— Я выйду на сцену с цветами.

— Все. До свидания. Можешь не приходить.

Зрители рассмеялись. Ян подобрал с пола упавшие лепестки, уходя в кулисы еще ворчал что-то по поводу моего букета. Когда он уже почти ушел со сцены, я сказал:

— Ну, вот. Собрал все, что осыпалось. И ушел — лысый.

В гримерке меня развезло. Болезненная слабость Яна меня страшно смутила.

Собираясь на фуршет, я быстро промокнул глаза ладонями, вышел в коридор, запруженный фотокорами всех московских газет, растянул рот в улыбке и успел попозировать со всеми, кто встретился на пути…

Вскоре в комнате, где были накрыты столы, появился Карцев.

Держа в руках стаканы с виски, мы с Альтовым подошли к нему.

— Я не был в Театре Эстрады три года. И Сеня здесь давно не выступал.

Роман Андреевич был лаконичен.

— Если бы не Ян, я бы никогда не пришел к этому м…

Речь зашла о нынешнем руководителе театра.

Несколько лет назад Карцев начал репетировать спектакль вместе с Татьяной Васильевой в антрепризе Леонида Трушкина. Дуэт был еще тот. Все шло как по маслу. Хазанов бывал на репетиции и однажды для усмешнения какой-то сцены принес Карцеву калоши. Карцев трижды вспоминал эти калоши, когда в нескольких словах обрисовал все, что случилось после них.

Когда о спектакле стали говорить и предсказывать ему шумную премьеру, Трушкин вдруг перестал назначать репетиции, а затем позвонил и объявил, что встреч больше не будет.

— У меня что-то не получилось.

«У меня!» — ехидно выделил голосом Роман Андреевич, пересказывая диалог.

Ну, не получилось и не получилось. Работа была остановлена. Артисты вернулись к оставленным до репетиций делам.

А вскоре Карцев узнал, что работа над пьесой возобновилась. Но уже без него и Васильевой. Сейчас этот спектакль значится в репертуаре Театра. Играют его Чурикова и Хазанов. Он называется «Смешанные чувства».

— Ну, и что твоя история, — сказал я Альтову, — после этой? Детский сад.

В свое время у Альтова после долгой дружбы тоже вышла размолвка с худруком. Много раз тот переносил творческий вечер писателя в планах театра с выходных на будни, а затем и вовсе отменил, сославшись на возможный неуспех.

Услышав мой вопрос, Альтов поднял руки в жесте, означавшим «сдаюсь!»

— Вы специально ждали меня? — спросил Карцев. — Не надо было… Зачем?

Видно было, что он все же тронут. А я был счастлив оттого, что еще немножко побуду рядом с ним.

На ступеньках театра мы еще раз остановились перед фотографами, выскочившими вместе с нами на улицу.

В машине Карцев начал пересказывать нам свой новый номер. Про тренера женской волейбольной команды. От смеха наш водитель Саша чуть было не выпустил руль из рук.