Я пошла искать Сестрицу и обнаружила ее на крыльце со стопкой журналов, ее темные волосы («Цвета вороньей грудки», – сказал однажды папа, отметив, как сильно они не похожи на мамины; «Не говори "грудка"», – ответила мама) уже были закручены в бигуди, она взяла Harper's Bazaar («Харперс брасьер»[4], как, к маминому ужасу, часто называл его папа) и показала мне девятистраничную подборку модных летних образов – «легкие вечерние платья для женщин всех возрастов, которые можно носить в любой компании». А потом мы восхищались несравненной Дориан Ли на обложке Vogue.
– Какая элегантная женщина, – сказала Сестрица. А потом заговорщическим тоном: – Кстати, она тоже из Техаса. И носы у вас похожи.
Сестрица рассказывала мне о других лакомствах, которые мы могли бы отведать, об ароматах и одежде, которую она хотела бы привезти из-за границы. По ее словам, во Франции было все, чего пожелает сердце, даже после войны. Мне захотелось отправиться в Париж и вкусить все это. Захотелось попробовать деликатесы, которые тетушка описывала в свои прошлые визиты и которые были так от меня далеки: сладкий и обжигающе кислый вкус лимончелло, тушеное мясо и специи из Марокко и Египта, чьи названия я даже никогда не слышала. Но не только вкусы и запахи – еще увидеть пирамиды, Сфинкса. Пройтись по суку (то есть рынку) в Марокко, зайти в каменные соборы Италии и Франции. Посетить музеи, парки и дворцы Старого Света.
В детстве я долгое время восхищалась ею и мечтала прожить такую же беззаботную, ничем не ограниченную жизнь. Но ко времени знакомства с Дэвидом уже намерена была остепениться. Хотела полный дом вещей, которые стали бы моим якорем, чтобы течение не унесло меня слишком далеко. Как в конце концов случилось с Сестрицей.
И все же, когда Дэвид решил перевезти меня в Рим, маленькая и опасная часть меня подумала: вот оно. Вот мой шанс увидеть, прикоснуться, попробовать мир на вкус – понять его и вобрать в себя – так, как это делала Сестрица. Я играла с огнем и осознавала это, но не могла подавить то чувство, взволнованно, вероломно пульсирующее в глубине моего подсознания, пока набивала сумки всем, что понадобится мне в новой жизни в статусе жены Дэвида – комплектами шелковых сорочек с пеньюарами в пастельных тонах, яркими весенними платьями для вечеринок в саду и дамских бранчей, лаками, бигуди и кремами, – чувство, что я готовлюсь стать еще и некой другой Тедди, зажигательной авантюристкой, которая проснется во мне, когда придет время.
Подобные мысли следовало гнать от себя, а не увлекаться ими, поэтому в основном я старалась их не замечать. Но хотя бы позволяла себе радоваться морю – мы с Дэвидом должны были провести медовый месяц на Капри, после чего по живописному побережью отправиться навстречу нашей новой жизни в Риме.
Я бывала на Си-Айленде и в Палм-Бич, но Сестрица однажды отметила, что за границей вода другая. Никаких загородных клубов и полей для гольфа рядом с пляжем. Никаких одетых в пастельные тона семей с детьми, приехавших на летние каникулы. Тетя описывала синие волны, бьющиеся о скалистые берега, где некогда прогуливались Цезарь, Марк Антоний и Клеопатра. Она читала, что в древние времена там было видно самое дно моря – и обломки кораблей времен «Илиады» и «Одиссеи».
Однажды во время поездки в Палм-Бич мы спустились к воде помочить ноги, хотя стояла ранняя весна и было слишком холодно для купаний, и Сестрица сказала, что океан соединяет всех представителей человечества друг с другом, что он охватывает весь мир, соприкасается со всеми, и можно стоять на берегу и размышлять, что ты у края чего-то, что соединяет тебя с братьями и сестрами, и кем бы ты ни являлась, в этот миг ты вечна, ты не одинока.
Позже я сообразила, что эту свою философию она состряпала из трудов разных авторов-трансценденталистов, в основном Эмерсона и Торо, в ту недолгую пору, когда в годы войны училась в колледже, добавив щепотку того, что узнала за пару дней в красно-золотом буддистском монастыре на Тибете. Когда Сестрица пускалась в подобные рассуждения, мама с папой закатывали глаза, и, конечно, позже мы стали думать, что, может быть, она просто не в себе. Может быть, она верит, что жизнь заключена в каждом моменте, потому что все, что длится больше мгновения, утекает сквозь ее пальцы.
После церемонии бракосочетания, на вечеринке, дядя Хэл выписал нам чек на двадцать тысяч долларов, чтобы поставить нас на ноги, подмигивая Дэвиду со словами:
– Сынок, дай знать, если устанешь переводить чернила и захочешь заняться чем-то поинтереснее. Я бы помог тебе войти в сенат штата за два года и в конгресс за пять. – А потом, подумав, добавил: – Может, не в Техасе, с такими-то ушами. Но перевезем тебя куда-нибудь в Монтану. Тедди возражать не будет, как-нибудь проживет без своих «Нейман Маркус». Пять лет, гарантирую.
4
Брасьер – вид бюстгальтера с низкими чашками, позволяющими носить одежду с глубоким декольте.