«Лети!» - приказал он и подкинул ладони вверх. Бабочка подлетела, схваченная дуновением ветерка, ломко кувыркнулась в воздухе и упала на траву. Стив нахмурился ещё сильнее.
«Не думаю, что она сможет снова полететь, милый», - сказала тогда бабушка. Подошла ближе и погладила по голове.
«Но почему? - искренне недоумевал Стив. Он держал бабочку нежно и не смыкал ладоней. - Когда я её поймал - она летала!»
«Не все мы можем продолжать летать после того, как нас поймают, - вздохнула бабушка и осторожно подняла бабочку за крылья, снова положила её в раскрытую ладонь Стива. - Ты должен оставить её на видном месте, на цветке. Тогда какая-нибудь птица будет пролетать и увидит её. И возьмёт с собой. Не хорошо оставлять её так, в траве. Бог присматривает за нами, а мы должны присматривать за теми, кто меньше нас. Если её увидит птица - она не пропадёт».
«Она просто съест её», - упрямо пожал плечами Стив, но всё же положил оранжевую бабочку в середину крупного кремового цветка шиповника. Стив не любил, когда бабушка начинала говорить о Боге. Иногда ему казалось, что в резиденции все только и говорят о Боге, и поэтому с радостью сбегал в школу и на дополнительные занятия. Там эти темы были под запретом.
«Главное - она не пропадёт. А значит, её смерть не будет напрасной».
Стив задумался. Буквально два дня назад у него был тяжёлый приступ астмы. Когда ему полегчало, он пошёл за водой на кухню и случайно услышал у спальни родителей, как мама плакала и говорила: «… если он умрёт так рано, всё было напрасно, всё…»
«А я? - вдруг спросил он у бабушки, которая успела снова взять в руки лопату и подцепить ею травянистый газон. - Если я умру, моя жизнь будет напрасной?»
Бабушка помолчала, чуть сдвинув аккуратные брови.
«Это серьёзный вопрос, Стиви. Ты особенный мальчик, и я уверена, Бог присматривает за тобой. Но ты - не бабочка, тебя не так-то просто поймать. Только ты можешь решить, будет ли твоя жизнь напрасной, или нет».
Стив тогда очень рассердился.
«Я не бабочка, но тогда зачем Он сделал меня таким слабым и больным? - спросил он, сжимая кулаки. - Зимой я не могу долго гулять с друзьями и постоянно простужаюсь, летом тут же обгораю на солнце и с трудом дышу от жары и пыли. Разве это честно? Если Он приглядывает за мной, почему он не сделал меня сильным и здоровым, как Филипп?»
Стив усмехнулся себе прежнему. Сейчас он бы никогда не стал сравнивать себя с Филиппом Картером. И здоровье тут не при чём. Повзрослев и возмужав, брат Пегги, старше их на три года, оказался трусливым и мелочным мужчиной. Ни молодая, красивая жена, ни новорождённый наследник не помогли ему избавиться от этих качеств. Трусость и мелочность читались в нём так открыто, что Лорд Картер даже не хотел передавать ему Палату. Это было серьёзным ударом для задиры-Фила из далёкого детства.
Бабушка тогда ответила ему, сказав кое-что, что он запомнил. Не понял, а именно запомнил, следуя какому-то наитию.
«Ему виднее, Стиви, какими создавать нас. Какими мы должны прийти в мир, и какими стать после. Ты не бабочка, у бабочки мало выбора - просто летать, опылять цветы, продолжиться в потомстве. У тебя, мой милый, вариантов намного больше. Когда Он даёт нам слабость, Он хочет, чтобы мы обрели через неё силу. Другую силу, которую иначе никак не найти в себе.»
«Но почему ты всегда говоришь, что Ему виднее? Откуда тебе это знать?» - с искренним непониманием спросил Стив.
Бабушка улыбнулась - как всегда мягко и нежно. Стянула с рук перчатки, приладила их сверху воткнутого в землю черенка лопаты. Позвала его за собой кивком головы и подошла к ближайшему цветущему кусту.
«Иди сюда, Стиви. Наклонись и понюхай, - а потом, когда Стив упёрся носом в одуряюще-сладко пахнущий цветок, и уже был готов чихнуть, она вдруг спросила - Что ты видишь?»
Стив так озадачился вопросом, что даже чихать ему перехотелось.
«Не знаю, - пробубнил он. - Цветок?»
Бабушка рассмеялась.
«Ты не можешь видеть цветок так близко. Ты знаешь, что это цветок, ты нюхаешь его, но видишь лишь размытые очертания, так ведь?»
Стив нехотя согласился - с такого расстояния он ничего толком не видел, только чувствовал аромат.
«А теперь немного отодвинься. Лучше видно?»
Стив отстранился - конечно, так он видел и этот цветок, и ещё нераспустившиеся бутоны рядом, и даже часть остального куста.
«А если отойти на шаг, то ты увидишь ещё больше, вот только рискуешь потерять нужный цветок из виду».
Стив отошёл и кивнул. Многочисленные кремовые соцветия сливались в однородные пятна, и Стив не мог бы точно сказать, какой из цветов нюхал первым.
«Бог, Стиви, точно так же видит нас - будто бы издалека. И поэтому видит лучше - и наши собственные лепестки, и соседние цветы, и ветви, и корни, и даже сам сад, в котором мы растём. Он видит и знает каждого - когда он расцвёл, зачем, для чего. И какой формы и вкуса будет ягода, когда лепестки уже отомрут, оставив только плод. И сколько внутри плода будет семян. Он знает это, потому что смотрит издалека, потому что давно наблюдает, и ничто для него не ново. Но когда он так присматривает за нами - он не теряет нас из виду из-за расстояния. Всегда чувствует особый аромат и при случае без труда может наклониться поближе, помочь, повести, будто за руку, когда тебе это будет больше всего нужно».
Стив стоял, смотрел на цветок и раздумывал.
«Звучит не очень убедительно», - сказал он всё-таки.
Бабушка вздохнула - словно утомилась стоять под лучами тёплого припекающего солнца.
“У Христа, Его воплощения, был ученик - Фома. Он не поверил, когда Христа не нашли за гробным камнем в плащанице, а встретив его, воскресшего после Голгофы, на улице, сказал - дай мне вложить пальцы мои в раны твои, и тогда я поверю. Христос позволил Фоме вложить пальцы в язвы на запястьях, Фома вложил руку в рану на рёбрах, и пальцы - в дыры от гвоздей на ногах. Тогда он поверил, что перед ними правда умерший и воскресший Иисус из Назарета”.
“Мне бы не понравилось, если бы мне в раны вкладывали пальцы,” - нахмурился Стив, и бабушка улыбнулась.
“Ты делаешь это каждый раз, когда говоришь - не верю. Ему больно, но Он всё же не отворачивается от тебя. От всех нас. И раз за разом показывает своё присутствие.”
“Как?” - совсем запутался Стив.
“Во всём вокруг, - сказала бабушка, пожав плечами и оглянулась, словно впервые осматриваясь. - И в нас самих. Во мне и тебе, Стив. Ты особенный мальчик, Божье творение. И если он сделал тебя слабым, в этом есть Его замысел, который ни ты, ни я не можем разглядеть - сильно близко смотрим. Но он обязательно раскроется в своё время, нужно только быть смелым и идти вперёд”.
И тут случилось странное. Стив сам оглянулся вокруг, и всё это - краски, свет, лучи солнца сквозь резные листья старых лип, гудение шмелей и одуряюще-сладкий запах цветущего шиповника - всё это разом опрокинулось в него, наполнило, подняло кверху, словно он блестящая пылинка, и вдруг лишило способности сомневаться. Стиву казалось, что он взлетел - и поднялся выше кустов, выше бабушки, выше деревьев. Он улыбался и даже смеялся, рассматривая их прекрасный сад сверху, и всё ему казалось понятным, несложным, исполненным смысла. А потом он вздрогнул и упал, и наступила темнота.
В тот раз у него случился первый приступ из-за чрезмерного поглощения кожей ультрафиолета. Он пришёл в себя у бабушки на коленях, рядом стоял озабоченный отец, вызывающий кого-то по браслету-коммутатору, сбоку от бабушки над ним склонялась взволнованная мама.
“Я же сказала, всё будет в порядке, - с облегчением прошептала бабушка и поцеловала его в лоб. - Ты нас напугал, Стиви.”
“Отбой, всё в порядке, - пророкотал отец кому-то, с кем разговаривал. - Думаю, на сегодня хватит солнечных ванн. Отправляйся в дом, Стив”
Он, конечно, послушался. Мама увела его за руку, и он до последнего оглядывался назад, на бабушку, которая посидела, а потом снова принялась выкапывать лунку для нового куста шиповника. И у Стива больше не было ни единого вопроса, почему она делает это. Почему не оставила ковыряние в земле дяде Маркусу. Он ещё размышлял, стоило ли говорить бабушке о своём видении, но решил подождать до вечера.