"В порядке? А черт его знает!"
— Вполне, — улыбнулась Ольга. — Извините, Герда, задумалась.
— Завтра мы едем в Мадрид, — сказала Герда, в глазах у нее недоверие боролось с презрением. — Русские тоже едут, и этот американец… Как его? Присоединитесь?
Американцем был, как ни странно, Хемингуэй, а русскими — Кольцов и Роман Кармен. По первости, у нее от неожиданности чуть родимчик не приключился. Вот, вроде бы, не первый случай и пора бы привыкнуть, но каждый раз, как в первый!
— Поедем, — почти равнодушно пожала в ответ плечами Кайзерина. Она "все еще витала где-то там"… Образ был почти родной, только чуть меньше "золота и бриллиантов", а алкоголь и все прочее как всегда, как везде…
— Поедем, — согласилась она, одарив Герду туманным взглядом — Почему бы и нет? Я здесь уже все видела…
Видела… Купалась голая при луне, — Герда тоже едва не соблазнилась, но революционная сознательность ее удержала, — пила горькую с руководством ФАИ в отеле "Риц", превратившемся в штаб анархистов, и в отеле "Колумб". Провела почти целый день, общаясь с социалистами, как ей показалось куда более вменяемыми, чем анархисты, но слишком пресными, правильными. В общем, на отсутствие разнообразия грех жаловаться. Коммунисты, поумовцы, какие-то заумные левые христиане… В Барселоне — жарко, накурено, как в кабаке, и шумно. По ночам стреляют. В Каталонии неспокойно, и в столице провинции каждый день по центральным улицам кортежи грузовиков везут на кладбище погибших. Кайзерина посетила одну церемонию, постояла, послушала речи на малопонятном ей языке и решила, что следующий визит нанесет к Святому Семейству. Она так и поступила, и не разочаровалась.
А вообще, если не считать "войны и мора", жить в Барселоне неплохо. Еды пока хватало, вина — хоть залейся, и масса брутального вида мужиков, и некоторые из них, например, тот же Хемингуэй или Гарсиа Оливер, таковыми не только числились… Впрочем, они интересовали ее лишь в качестве статистов. Короля играет свита, красивую женщину — правильные мужчины. Но был правильным или не был, кабальеро командующий каталонской милицией Оливер: смуглый и кинематографически-мужественно (даже шрам на лице имелся!) красивый, — всё равно этот испанский мачо успел смертельно надоесть и Кайзерине, и Ольге. Надоели его приставания, утомляли громогласные разглагольствования, из которых выходило, что воюют, по сути, одни анархисты, а коммунисты им только мешают. Возможно и так, но это не повод для назойливости; Ольга была рада покинуть Барселону, пусть даже и с Хемингуэем. В конце концов, Эрнест много интереснее бравого анархиста, и воспитан куда лучше: единожды получив по рукам, в постель "австриячки" больше не лез. Угомонился. Лишь изредка — под пьяное настроение — раздевал ее яростным взглядом. Но молча и издалека, а это и не преступление вовсе, а так — баловство инстинкта.
— Поедем, — согласилась Кайзерина, чуть морщась от запаха сгоревшего пороха. — Почему бы и нет? Я здесь уже все видела…
И они уехали.
Анархисты выделили троих вооруженных бойцов и два огромных роскошных автомобиля, наверняка реквизировали у местных каталонских буржуев. И уже на следующий день они всей компанией — Герда и Капа, Кайзерина и Эрнест, и трое русских (Кольцов, Кармен и простоватый, но с опасным выражением глаз дяденька, изображающий из себя журналиста) выехали в Мадрид.
Хроника событий:
6 сентября 1936 года — В СССР учреждено почётное звание "Народный артист СССР". Первыми его удостоились К.С.Станиславский, В.И.Немирович-Данченко, В.И.Москвин, И.М.Качалов и другие известные театральные деятели и актёры.
10 сентября 1936 года — Германский министр пропаганды Йозеф Геббельс обвиняет Чехословакию в подготовке агрессии и потворствованию распространению коммунизма в Европе на основании того, что она разместила на своей территории подразделения ВВС СССР.
15 сентября 1936 года — республиканскими войсками, при поддержке частей Красной Армии освобождён город Овьедо.
15 сентября 1936 года — Декрет испанского правительства о создании Народной армии и интернациональных бригад в её составе
18 сентября 1936 года — разрозненные части немецких "специалистов-добровольцев" в Испании объединены в легион "Кондор"
21-25 сентября 1936 года — первый Московский процесс ("процесс 16-ти").
2. Степан Матвеев / Майкл Гринвуд, Барселона, 21 сентября 1936
Толпа напирала на Степана со всех сторон. Рабочие спецовки и синие "моно", кое-где разбавленные военной формой, передвигались хаотично, но как-то неумолимо вытесняли хорошо одетого иностранца, отжимая к обочине, — подобно живому организму — отторгая неудачный имплантат, словно чувствуя его инаковость и, пусть нейтральную, но чужеродность. Даже скромный, почти пролетарский по британским, естественно, меркам костюм — не спасал Матвеева от косых взглядов, "случайных" тычков локтями и как бы невзначай оттоптанных ног.
"И кой чёрт дёрнул меня пойти полюбоваться на этот модернистский долгострой именно сегодня? Народу — будто вся Барселона собралась на одной улице. Что тут у них, — очередной революционный карнавал?" — думал Степан, уворачиваясь от — явно специально нацеленного ему вбок — опасно выставленного локтя какого-то, особенно "неуклюжего" человека в вельветовых бриджах и кожаной куртке, с выбивающимся из-под воротника красно-чёрным шейным платком. Тот словно не замечал ничего, высоко задрав голову, и как и большинство людей, составлявших толпу, запрудившую и без того неширокую улицу Марина смотрел в направлении собора Святого Семейства
"А потому что сегодня один из немногих дней, когда я предоставлен сам себе. Будь моя воля, хрен бы я здесь остался…"
Отправив ещё в середине июля сообщение о результатах работы по выяснению истинной личности и направлений деятельности немецкого "журналиста" Себастьяна фон Шаунбурга сэру Энтони в Лондон, Матвеев ожидал скорого возвращения домой. Нет, не в редакцию "Дэйли мейл", а в имение неподалёку от Питлохри. К холмам, поросшим вереском, к безмятежным зеркалам озёр. К леди Фионе, по которой он безумно скучал и часто видел во сне. Как мальчишка, влюблённый по уши. Да и к собственному виски вернуться не мешало бы. Однако человек лишь предполагает… располагает обычно не он.
Одновременно с телеграммой из редакции, с категорическим предложением стать специальным корреспондентом в Барселоне, пришло и зашифрованное распоряжение из "службы": "Вам надлежит продолжить работу по выявлению контактов установленной и предполагаемой немецкой агентуры в Каталонии. Особенно следует обратить внимание на немцев и австрийцев, прибывающих в Барселону под видом социалистов, коммунистов и анархистов". И ещё две страницы подробных инструкций, легендированных подходов к "полезным контактам", схем экстренной связи.
И вот уже два месяца Майкл Мэтью Гринвуд спал не более пяти часов в день, питался чем придётся — и не по ограниченности в средствах, а потому, что в стране, одна часть населения которой воюет с другой, как-то внезапно возник дефицит всего. От мужских сорочек, до обычного молока и хлеба. "Хвост" в бакалейную лавку, вытянувшийся на три квартала, и патрули милиции для поддержания порядка, выявления спекулянтов и торговцев местами в очередях, на некоторое время стали для Матвеева символами испанской революции.
Передвигаться по городу приходилось чаще пешком. Переполненные и нерегулярные трамваи превратились из городского транспорта в потенциально опасный аттракцион — если не потеряешь время в ожидании, так помнут ребра в непрекращающейся давке. Все без исключения частные автомобили реквизированы для обеспечения деятельности плодящихся, как грибы после дождя, революционных комитетов, разнообразных советов и просто "для нужд трудящихся". Выкрашенные в цвета флага анархистов, авто распугивали прохожих громкими сигналами, раскатывая по городу без всякой видимой цели.