— Подожди, — я остановил его, — Может быть, я поеду с тобой? Мне уже осточертело торчать тут без дела.
— Мне казалось, ты занят изучением эллирийского и своим «Икаром»?
— Ты понимаешь, о чем я, — ему не удалось меня смутить, — Марка нет, Ариадны тоже. Я хочу занять себя чем-нибудь полезным! Ты ведь знаешь, что я хочу помочь.
— Мне приятно твое рвение, сын, но… Пойми меня правильно — после всего, что ты натворил, я не могу допускать тебя ни к какой информации и ни к каким проектам… Для начала ты должен поговорить с Примархами.
— Когда это случится?
— Не имею ни малейшего понятия. Но точно знаю, что без их согласия я не могу посвятить тебя в детали своей работы. Ну-ну, — он тихо рассмеялся, видя мое вытянувшееся лицо, — Не расстраивайся. И не думай, что я в обиде за то, что ты натворил. Вообще то… Думаю, мне стоит извиниться за то, что я не уделил должного внимания твоим слова тогда, после смерти Григориуса… Прости, сын. И за то, что отправил тебя в психиатрическую лечебницу, и за то, что не поверил.
— Тебе не за что извиняться, пап. Я бы и сам не поверил, расскажи кто мне подобное. Но… Спасибо.
— Я рад, что ты здесь, сын. Подожди ещё немного, и мы обязательно найдем тебе занятие по душе. Я уверен — всё образуется.
Он похлопал меня по плечу и ушёл, а я отправился в большой зал и запустил там проекцию ночного боя, решив взять реванш хотя бы у голограммы отца.
Часть 2. Глава 3
Спустя неделю на Магеллан и вправду прибыл один из лучших мастеров фехтования в Империи — Авраам Кольт. Уже немолодой мужчина он, тем не менее, выглядел грозным противником: выше меня на целую голову, весьма крепко сбит, а слегка поседевшие каштановые волосы были заплетены в толстую косу, длиной до самого пояса. Черные глаза, широкий подбородок — и огромный рваный шрам, тянущийся от скулы к виску.
Я встречал его в космопорту, и в тот момент, когда заметил фехтовальщика, вышагивающего пружинистой походкой через толпу, он сам обратил на меня внимание.
— Месье де Пайле? — уточнил он, подходя ближе.
— Просто Алан, если не возражаете, — кивнул я, протягивая ему руку. Он пожал её, и мои пальцы хрустнул в стальной хватке.
— Как вам будет угодно. В таком случае, прошу вас звать меня по второму имени.
— Идёмте, Кольт, — я повел его к глайдеру, стоящему неподалеку, — Я покажу ваши апартаменты и проведу небольшую экскурсию. Занятия начнем завтра. У вас есть багаж?
— Нет, — он похлопал по внушительной сумки, висящей на плече, — Все необходимые вещи у меня с собой.
— Если вам что-нибудь понадобится, просто скажите камердинеру или одному из слуг — вам все доставят.
— Благодарю.
Мы сели в глайдер и направились к холму. По дороге я кратко рассказывал Кольту о местном жизненном укладе, правилах и достопримечательностях, и отвечал на скупые вопросы. Через некоторое время понял, что мой новый наставник не любитель поговорить — и это только порадовало. Я проникся невольной симпатией к нему, и впредь старался лишний раз не болтать.
В доме Кольту выделили комнаты на первом этаже — рядом с большим залом, где мы с отцом фехтовали в ту самую ночь. Также я показал учителю дом и сад, познакомил с прислугой и предложил ни в чем не чувствовать стеснения.
— Отец бывает дома, в основном, ночами, но чаще находится в разъездах. Охрана по всей Цитадели вас знает, так что можете спокойно передвигаться по ней и городу — кроме закрытых территорий, но о них вас предупредят.
— Спасибо, Алан. С вашего разрешения я приведу себя в порядок, и займусь вещами, а затем немного осмотрюсь в вашем гостеприимном городе.
— Конечно. Насчёт ужина вас предупредят. Во сколько завтра начнем занятия?
Он пожал плечами.
— Я предпочитаю утренние тренировки, но знаю, что вам по душе вечерние. Встретимся завтра на рассвете, в большом зале, я посмотрю, что вы умеете. А после — обсудим программу.
На том мы и разошлись. Кольт направился к себе, а я — в библиотеку, где меня ждали целых два тома о трехлетней войне между домами де Пайле и де Армано. Книги были весьма занимательными, и оттуда я почерпнул много нового о своей семье. Главным достоинством произведений, впрочем, было эллирийское наречие, на котором оба тома были написаны. Вязь высокой речи была сложной, но звучала очень красиво, и некоторые фрагменты я даже зачитывал вслух.
Этому занятию я посвятил остаток дня, и отправляясь к себе в комнаты уже поздним вечером надеялся, что сегодня мне приснится что-нибудь приятное…
Воздух вокруг был такой густой, что казалось, будто его можно взять в руки. Стояла мертвая тишина, лишь где-то на грани слышимости раздавались гулкие хлопки, но потом я понял, что это так медленно и тихо бьётся мое собственное сердце.