Осознавая, что вот-вот все закончится, Анжело хотел выкрикнуть имя учителя, как это обычно делали в фильмах или описывали в книгах. По мнению мальчика, это было в каком-то роде романтично и ему действительно хотелось произнести имя мужчины, который стал его первым, имя того, кто доставлял ему такое удовольствие. Но развязка пришла быстрее, чем рассчитывал блондин, и вместо имени из его горла вырвался тихий протяжный хрип. Удовольствие растеклось по всему его телу, заставляя содрогаться и сжиматься парня так сильно, что Хан охнул.
- Прости... – прошептал Анжело, чуть придя в себя и смотря на мужчину затуманенным взглядом.
- Ничего, ты в том возрасте, когда организм восстанавливается очень быстро, – ухмыльнулся в ответ Хан, подмигнув ему.
- Востан... что? – вяло забормотал подросток, чувствуя, как его стаскивают с импровизированного лежбища, заставляют встать, затем поворачивают лицом к столу, нагибают...
- Нх-х-х-х... – тихо выдохнул Анжело, ощущая, как в него вновь проникают. Нижнее белье, что до того было лишь приспущено, сползло к коленям, а болезненные ощущения заставили Кьярэ приподняться на носки. Движения Хана стали грубее и порывистей. Стол ходил ходуном. Парень тихо шипел сквозь зубы, упираясь лбом в холодную столешницу и хныча не то от боли, не то от удовольствия.
- Хан, я… опять… – возбуждение переполняло блондина настолько, что казалось, если даже мужчина тотчас прекратит какие-либо действия, мальчишка все равно кончит через пару мгновений. Оу, поняв это, нащупал стоящий колом член Анжело и довольно сильно сжал его у основания, тем самым оттягивая конец. Блондин в ответ на эти действия дернулся и вскрикнул.
- Больно… – выдохнул он обессиленно.
- Сейчас все пройдет. Иди ко мне... – с этими словами Оу приобнял Анжело за талию и заставил его приподняться со стола, а затем выпрямиться. Угол, под которым он проникал в Анжело, резко изменился и парень вновь тихо заскулил. – Потерпи немного, – Хан медленно потянул парня за собой на пол, не выходя из него, дабы не причинить еще большей боли. Лишь усадив парня на себя и обняв его со спины, мужчина дал мальчику передохнуть. Правда, всего на секунду, до тех пор, пока пальцы мужчины не нащупали его затвердевшие соски.
- Ха-а-ан… – все же выдохнул Анжело, претворив свои мечты в реальность, – в таком положении я сделать ничего не смогу… – и действительно, парень, сидевший между ног мужчины прямо на его достоинстве, едва ли смог бы пошевелиться.
- Этого и не надо, – прошептал в ответ преподаватель. Его руки спустились от груди к паху мальчика, еле ощутимо нащупали его стояк, начали ласково массировать возбужденную плоть, прикасаясь осторожно и ненастойчиво. Это было приятно, но больше походило на измывательство. Уже через пару минут подобных ласк блондин мучительно застонал и заерзал, желая более активных действий.
- Попробуй сам, – с этими словами мужчина лег на пол, а Анжело привстал на коленях и, всхлипывая, попробовал пару раз насадиться на член учителя. Получилось слишком медленно и Хан, не выдержав, тут же забрал всю инициативу на себя, увеличивая темп и буквально усаживая на себя подростка. Анжело был совсем не против подобного поворота событий. Единственной трудностью для него оставалось сдерживать собственные стоны, полностью растворяясь в эйфории от неописуемо приятных ощущений.
На следующий день мужчина на работу не пришел. И через день тоже. Анжело решил, что учитель пожалел о содеянном и избегает его. Он не знал о том, что Хан в тот вечер так и не вернулся домой. Мужчина исчез.
Через неделю, после роковой ночи, Анжело нашел в почтовом ящике письмо, в котором было написано всего пара слов: «Я люблю тебя. Ты никогда не будешь принадлежать никому, кроме меня». Но почерк принадлежал не Оу Хану. Он вообще был подростку незнаком.
Еще через четыре месяца в одной из канав нашли полуразложившуюся человеческую голову и опознали ее как голову Оу Хана. К тому времени у Анжело на руках было уже сорок два письма, написанные тем самым почерком, а также его собственные фотографии, сделанные обладателем почерка, и мягкая самодельная игрушка в виде обезглавленного человека.
Настоящее
Мир: Фантазм
- Жизнь – это серая и непроглядная масса безликого бытия, – послышалось заунывное ржание, – в котором мы сами – ничего не значащие песчинки. Наши жизни не стоят и ломаного медяка, а смерти не повлияют даже на дуновения ветра. Не изменится ровным счетом ничего, даже если мы оба сию же секунду ляжем на землю, свернемся калачиками и умрем.
- Ну, так вперед и с песней, – раздраженно фыркнул в ответ блондин, закатывая глаза.
- Ты не понимаешь…
- Чего не понимаю? Того, что моя жизнь не стоит медяка? Конечно, не стоит, я бы предпочел расплату бриллиантами, а не медюшными монетками бедняков. И поверь мне, когда я умру, мне будет глубоко наплевать, вызвала моя смерть штормовой ветер или страшное землетрясение. Я-то все равно буду тухнуть в вонючей, выгребной яме!
- Ты рассуждаешь как ребенок!
- Я рассуждаю Здраво! Чего ты от меня хочешь, конина?! Мне плевать на твои бредни про жизнь, судьбу и веру.
- Но что может быть важнее этого? – возмущению собеседника не было предела.
- Важнее? Куча всего! Например, Анни – моя одноклассница – обещала поцелуй тому, кто сможет сделать зелье полнолуния! И знаешь – я хочу этот поцелуй! И именно по этой причине я пришел сюда и даже умудряюсь терпеть сумасшедшего ярко-розового пегаса, с фиолетовыми крыльями и гривой, выкрашенной во все цвета радуги, который пытается что-то вещать мне о серости мироздания! – выдохнул Найт, присматриваясь к листьям ближайшего куста. Для зелья, которое надо было сделать к завтрашнему утру, требовалась масса ингредиентов. Каждый из них можно было отыскать в ближайшем зачарованном лесу, куда парень собственно и пошел. Подходя к границе между лесом и городом, блондин был очень осмотрителен и осторожен. Он искренне надеялся на то, что Райно – тот самый разноцветный пегас, которого Найт ласково обзывал «Мечтой эпилептика» – не заметит его или, быть может, уже отыскал себе другую жертву для выслушивания его депрессивных бредней. Но надежды парня рассыпались в пепел, когда за спиной послышалось тихое ржание и приветствие в духе «О, ты снова здесь, значит – снова жив, соболезную тебе по этому поводу, друг мой».
- Мой окрас ничего не значит, – спокойно проговорил пегас, следуя за подростком по пятам.
- Может и не значит, но согласись, радужный-депрессивный-философствующий-конь – это слишком даже для тебя.
- Я не конь, – тут же рассерженно заржал Райно, – я пегас!
- То есть, конь с крыльями… – спокойно заключил Найт, отрывая от одного из кустов пару листиков и складывая их в черный заранее приготовленный бумажный пакетик.
- Не будь так напыщен, мальчишка, иначе я буду говорить с тобой в той же манере, в которой ты говоришь со мной! – Найт всегда ссорился с Райно, потому что пегас был слишком вредным и надменным. Почему-то он считал, что каждое сказанное им слово – это великая драгоценность, которую надо холить и лелеять, и за которую стоит благодарить, а еще лучше поклоняться, но никак не опровергать. Конечно же, у Райно были свои «фанаты» – группка обезумевших людей, которые расхаживали по лесу в перламутровых рясах каждый фонедельник, фледу и файницу, дабы сделать пегасу подношение. Они верили в то, что Райно – это реикарнация великого Нэй – одного из самых сильных магов за всю историю Фантазма. То, что пегас в большинстве своем нес несусветную чушь и пургу, никого не волновало. Каждый искал в словах «реинкарнации» глубокий скрытый смысл, потому как нескрытого смысла в них зачастую не наблюдалось.
- Да? И что же ты мне скажешь?
- Тебе будет приятно, если я перестану звать тебя магом и назову… Человеком?!