Выбрать главу

Владимир Сверкунов

Тело призрака

Все события, описанные в этой книге, герои, действующие в ней, рождены фантазией автора. Любые совпадения имен и названий с реальными людьми и организациями, не более, чем случайность.

Часть первая

Похищение

1

После бушевавшего весь вечер на Красной площади рок-концерта из Мавзолея исчезло тело Ленина.

Это обнаружил сотрудник научно-исследовательского центра биомедицинских технологий Андрей Сапожков. Охрана привычно пропустила его в траурный зал и была немало удивлена тем, что через минуту он появился в дверях бледный, с бисеринками пота на лбу, и чуть слышно произнес:

– Ленина украли!

Эти слова мгновенно разнеслись по стране, а затем и по всему миру, многократно повторенные дикторами телевидения, газетчиками, политическим истэблишментом.

На второй план отошли сообщения о террористических актах в горячих точках, авиакатастрофах и лесных пожарах, как будто мертвое тело для человечества было важнее всего на свете.

В один миг стало понятно, что имя вождя большевиков, который впервые в истории попытался создать государство, где власть принадлежала бы народу, не забыто не только на его родине, но и в самых отдаленных уголках мира.

Западные средства массовой информации сразу предположили, что преступление совершено ради того, чтобы потребовать у российских властей выкуп, и всерьез обсуждали, какая может быть затребована сумма. В конце концов, гипотетическая ставка поднялась до миллиарда долларов.

Мусульманские страны более сдержанно отнеслись к пропаже тела Ильича. Однако, проведя аналогии с проклятиями фараонов, предупреждали, что Аллах жестоко карает всех, кто осмеливается осквернить священные захоронения.

В российских СМИ развернулась настоящая вакханалия. Каждая политическая организация посчитала своим долгом обвинить в преступлении конкурентов. Особенно преуспели в этом коммунисты, для которых мумия Ленина была чем-то вроде святых мощей, а сам Мавзолей – Меккой, куда должен совершить паломничество каждый партиец.

И вот впервые оказалось, что свято место может быть пусто…

2

Накануне, в субботний вечер, Георгий Алексеевич Лиганов, лидер Обновленной коммунистической партии, или ОКП, изменил свой обычный распорядок и приказал водителю ехать не на дачу, а к гостинице «Россия», где у партии был свой постоянно оплачиваемый номер с окнами, выходящими на Кремль. Оставшись в одиночестве, он сел у окна и стал оглядывать площадь. Она постепенно заполнялась молодыми, полными жизни телами, озорными криками, катящимися с грохотом по брусчатке пивными банками и взвивавшимися тут и там воздушными шариками с сердечками. Народ валил на рок-концерт, организованный противниками ОКП, которые стремились «разогреть» избирателей в канун выборов в Государственную думу.

Лиганов называл эти представления шабашами на костях революционеров, чьи останки и вправду во множестве лежали в самом сердце Москвы. Но если посмотреть с другой стороны, то чуть ли не любое мероприятие на этом полукладбище можно было бы считать кощунственным. Чем барабанная дробь и уханье бас-гитары хуже лязганья танковых гусениц и топота солдатских сапог? Любой громкий звук, в конечном итоге, нарушает могильную тишину, в которой, как считается, нуждаются мертвые.

Георгий Алексеевич вспомнил майский день, когда его впервые удостоили великой чести взойти на Мавзолей и с высоты расположенной там трибуны приветствовать участников демонстрации. Внизу были вроде такие же молодые, как сегодня, люди, но они шли не вразброд, как сейчас, а организованно, с воодушевленными глазами, с верой в будущее. Сам Лиганов как что-то мистическое почувствовал тогда связь между телом Ленина, лежавшим в саркофаге под его ногами, своим сердцем и шествующей мимо народной массой. Его даже дрожь пробрала. Жаль, что на самой высокой в государстве трибуне больше побывать не удалось: страна, семьдесят с лишним лет бодро шагавшая под «Марш энтузиастов», вдруг замолкла и после совсем не музыкальной паузы взорвалась какофонией, где место простых и понятных слов заняли птичьи «муси-пуси» и тюремные «западло»…

Одновременно с первыми гитарными аккордами, пронесшимися по Красной площади, зазвучал сигнал мобильника. Его Георгий Алексеевич выбирал лично: звонок должен был точно повторять звук телефона правительственной связи, стоявшего когда-то в его кабинете, – требовательный и бодрящий. Выслушав звонившего, он усталым голосом сказал:

– Начинайте! Все документы должны быть готовы к утру.

Он еще долго сидел у окна, сокрушенно качая головой и чуть слышно произнося слово «негодяи». Оживился лишь однажды, когда вдруг задребезжали стекла – то ли от пронзительного голоса певца, то ли от рева вторившей ему толпы: «Я рожден в Советском Союзе, сделан я в СССР».

– Еще не так пожалеете, – буркнул он и глянул на часы. Светящиеся стрелки показывали без четверти двенадцать, когда вновь зазвонил мобильник.

– Готово? – спросил Лиганов и, получив утвердительный ответ, сказал: – Хорошо, завтра прочитаю.

Он еще раз посмотрел в окно. На площади, судя по всему, представление уже заканчивалось. Лидер коммунистов остановил взгляд на Мавзолее, где в полумраке не столько читалась, сколько угадывалась надпись «Ленин». Зачем-то произнеся ее вслух по слогам, Георгий Алексеевич отправился в спальню, где его ждала расстеленная прислугой из рядовых партийцев кровать, панели которой были декорированы под красновато-коричневый мрамор.

3

– Ленин воскресе! Воистину воскресе?

– Нет, так нельзя! Фраза слишком прямо указывает на христианство, – сказал один из двенадцати, собравшихся в круглом зале. В нем угадывался лидер этого сообщества, члены которого вели себя настолько серьезно, что, казалось, любая шутка, произнесенная здесь, стала бы поводом для немедленного изгнания остряка. Мужчина, одетый в строгий темно-серого цвета костюм, выглядел старше и мудрее других: седые волосы, аккуратно зачесанные назад, здорового розового цвета лицо, живые серые глаза. Его сразу бы выделил из толпы художник, если бы тому потребовался натурщик для изображения святого.

Свои слова седовласый адресовал бородатому человеку неопределенного возраста, вставившему имя Ленина в традиционное пасхальное приветствие.

Ни один из двенадцати на заседании не упоминал ни фамилий, ни имен, ни должностей всех остальных. Странное сообщество по крупицам собрал седовласый, который в прошлом, скорее всего, занимал высокий пост, но в то же время не находился на виду, открытый широкой публике. Возможно, он работал в высшем партийном аппарате, в Комитете государственной безопасности или в засекреченном научно-исследовательском институте. По крайней мере, он хорошо ориентировался в кадровых вопросах и как настоящий ловец человеческих душ отбирал людей в создаваемую организацию. Это отнимало очень много времени: с каждым из кандидатов – а ими были специалисты самых разных областей, достигшие определенного положения, – он подолгу вел философские беседы на, казалось бы, отвлеченные темы. Из пятидесяти человек, кого «прощупывал» седовласый, в когорту посвященных попадал только один. Так сложилась дюжина единомышленников, собравшихся в небольшом зале, расположенном в одной из московских библиотек.

Акустика здесь была настолько хороша, что с любого места можно было легко разобрать даже произнесенные шепотом слова. И поскольку сидевшие за круглым столом говорили вполголоса, без напряжения, со стороны они производили впечатление то ли заговорщиков, то ли участников какого-то мистического сеанса. Оно подкреплялось еще и тем, что три огромных окна, расположенных на полуокружности, были занавешены плотными бордовыми шторами с посеревшими от пыли кистями.

– А, может быть, нам использовать коммунистические формулировки? – предположил самый из всех молодой человек с большими залысинами. – Например, Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить? Или вот еще: Ленин и теперь живее всех живых?

– Вы же понимаете, что это агитки! Они чересчур часто употреблялись, и вряд ли кто воспримет их всерьез, – снова твердо заявил седовласый. – Мы должны понять, что не подойдут ни коммунистические, ни христианские фразы в чистом виде. Нам нужен мост между этими двумя «материками». Такой, будто он стоял веками, а люди, обнаружив его, удивятся, почему они раньше не замечали очевидного?! Тогда и новая религия, которую мы собираемся создать, станет такой же естественной, как солнечный свет или снег зимой.