Мы перебрались в усадьбу, много проводили времени на открытом воздухе в тренировках. Я сдержал свое слово, начал обучать его боевым искусствам и самообороне. В этот раз все было иначе. Его режим, питание, занятия не прошли даром. Я чувствовал его. Я чувствовал силу в его руках, сосредоточенность во взгляде, его тело пружинило, реакция была быстрой. Конечно, сильнее меня ему не быть, боюсь, никогда, но во время наших утренних пробежек даже я незаметно пытался поймать дыхание. Но Алек все равно замечал.
На глазах отца он держался нарочито холодно со мной. Я даже сначала не мог понять, что я сделал не так. Но я помню, как во время очередного ужина в компании его отца, на мои вопросы Алек отвечал особенно сухо, я тогда приуныл немного. Но вдруг, я почувствовал, как под столом в мою руку легла его ладонь, и переплела наши пальцы. Тогда я понял, что это все напоказ.
С отцом его я вел себя уважительно, но внимательно следил за ним, за тем, как он отзывается об Алеке. Делал он это крайне редко и очень бесстрастно. Здесь как раз-таки фальши не было.
По ночам именно это не давало мне уснуть. Чувство обиды, несправедливости. Алек был хорошим мальчиком. Он был достоин отцовской любви.
Хотя “мальчик” под его описание уже не подходил. Алек совсем расцвел. Он коротко подстригся на лето, обнажая сильную шею. Узкие майки не скрывали рельефа его рук, все еще грациозных, но налитых силой. Короткие шорты оголяли мраморные ноги. Мне было все тяжелее скрывать свое любование его телом.
И вот сейчас, когда мы ехали в место, где в радиусе пятнадцати, а то и больше, километров будем только мы одни, я спрашивал себя: смогу ли я сдержать данное ему обещание?
Нет, дело было не только в физике. Алек очень изменился. Перестал быть богатым капризулей, заядлым тусовщиком и лоботрясом. И от этого он нравился мне еще больше. Я видел, что у него появилась цель, какая – я не знал, но его упорство в характере, которое мне удавалось наблюдать уже не раз, целеустремленность, не могли не притягивать мой интерес.
Я не знал, нравлюсь ли я ему, ведь он не давал мне никаких намеков или жарких взглядов. Кроме того случая за ужином, мы касались друг друга только на тренировках. Иногда, когда под конец он уже выбивался из сил, он мог склонить свою голову мне на грудь, но это было больше от усталости. А мне было этого мало. И я пытался бороться со своим голодом, но ничего не мог поделать. Неделя с ним. Только с ним. Я даже не хотел начинать думать, что может произойти за эту неделю.
Алек.
Мы вот-вот должны уже были приехать. Как долго я этого ждал. Три месяца. За эти три месяца мне много чего удалось сделать. Я попытался поудобней сесть на сиденье. Ягодица привычно болела от противозачаточного укола. Но на этот раз мне было плевать на боль. За это лето я получил столько тумаков и ссадин, что маленький синячок от укола не вызывал во мне никаких эмоций. Другое дело – Джон. Вот он вызывал у меня бурю эмоций. Я незаметно улыбнулся своим мыслям. Он вел машину и думал, что я не замечаю того, как он нервничает. Много мне пришлось пострадать, чтобы довести его до такого состояния. Пока мы жили у отца, я то и дело ловил на себе его взгляды, делал вид, что не замечаю. Не давал даже повода притронуться к себе без причины. Однажды только взял за руку, но в тот момент неизвестно кому это было нужнее.
За те три месяца я окончательно понял, что желание быть с Джоном, во всех смыслах, не было причудой моих гормонов.
Мы вырулили к дому и остановились. Вечерело. Я тут же выскочил из машины и помог Джону с сумками, он попытался что-то возразить, но я не стал обращать внимание. Как только с вещами было покончено, я зашел в дом и взглянул на Джона. Вот он, мой уссурийский тигр, мой белый медведь, мой хищник – метался по первому этажу, не находя себе место в закрытом помещении. Ты у меня на крючке.
Я подошел к нему вплотную, взглянул в глаза и спросил:
– Скажи мне, Джон, чьим приказам ты подчиняешься: моим или его?
Он накрыл мои губы своими резко, жадно. Начал засасывать мою верхнюю губу, потом нижнюю. Проник своим языком в мой рот. Я обнял его за талию, ответил своим языком на его действия, отчего он обхватил меня своими руками и начал гладить одной из них мою спину. Я взял одной рукой его за челюсть, только чтоб отстранить на секунду, и зарычал:
– Правильный ответ.
Долго ждать, пока до Джона дойдет смысл моих слов, не пришлось. Уже через секунду он подхватил меня на руки, а я обвил своими ногами его талию. Я целовал его шею, пока он нес меня до своей постели, на второй этаж было слишком долго подниматься. Попка горела от его рук на ней. Он попытался положить меня на постель, но я не дал ему отстраниться, и он повалился на меня. Я нашел своими губами его и принялся страстно целовать, изучать его рот своим. Через какое-то время он отстранился, и начал стягивать с меня одежду. Футболка полетела в одну сторону, шорты с трусами в другую. Я в свою очередь в одно движение освободил его от майки, положил руку на промежность, прежде чем начать расстегивать ремень. Джон от этого движения выгнулся всем телом. Я не стал его мучить и расстегнул ремень. От брюк он избавился сам и с рекордной скоростью. Я не смог сдержать довольного смешка. Он услышал его, и в ответ начал пытать меня своими поцелуями в шею. Спустился к ключицам, поцеловал сначала рельеф груди, потом облизнул один сосок, другой, и начал спускаться ниже. Когда он дошел до пупка и не остановился, а продолжил целовать дорожку из моих волос, ведущих к паху, я понял, что он хотел сделать, и от предвкушения с моих губ сорвался довольный стон. Член у меня уже превратился в камень, и когда головка почувствовала язык Джона, я полностью потерял самообладание. По телу начали пробегать судороги, но в этот раз они отдавались не болью, а наслаждением. Жар разливался по всему телу. Джон накрыл своим ртом мой член и начал двигаться, иногда он проходился языком по всему стволу от головки до основания, брал в рот яички, ласкал языком дырочку. Я лишь мог метаться по постели и хватать ртом воздух. Только когда я кончил, Джон принялся подготавливать меня к моему первому разу. Он ласкал меня языком, проникая внутрь и растягивая вход. Потом пустил в дело пальцы, обильно смазав их слюной и моей смазкой, и только когда понял, что я сейчас опять кончу, попытался поставить меня на четвереньки.
– Хочу видеть тебя, – сказал я, он попытался возразить, но я повторил свой приказ, – хочу видеть тебя, Джон.
Ему ничего не оставалось сделать как согласиться. Он закинул мои ноги себе на плечи, и поцеловал обе икры, потом я притянул его к себе и страстно поцеловал, проникая языком как можно глубже в его рот. Именно поэтому я захотел остаться в этой позе, чтоб целовать его. Его губы, плечи, шею. Наконец я почувствовал его головку около моей дырочки, он немного помедлил, но я сильнее прижал его своими руками, которые изучали его спину, подбадривая его. И он вошел.
– О! Да! – сорвалось с моих губ. Он так хорошо растянул меня, что я почти не почувствовал боли. Он начал двигаться во мне, но я чувствовал как он себя контролирует. Ну уж нет. Я начал двигаться бедрами в такт, и вскоре с его губ сорвался протяжный стон. Темп нарастал, я не выдержал и кончил. Я чувствовал, что он оставался во мне, пока мой анус сжимался в оргазменных судорогах. Как только я немного пришел в себя, он тут же выскользнул из меня и все-таки поставил на четвереньки. Сначала я подумал, что он решил просто сменить позу, но не тут-то было. Он проник своим языком в меня, прощупывая, зализывая микроранки. Я позволил ему это сделать, тем более, что когда он случайно задевал простату, я довольно мычал. Через какое-то время я заметил, что задевать он начал только простату, и я понял, что лечебно-профилактические работы кончились, и началось время наслаждения. Я нащупал его руку своей и положил на свой член. Он тут же понял, что с ним делать. Пара минут и я снова забился в оргазме, его язык оставался во мне пока последняя волна судорог не прошла по моему телу.