Л ю д м и л а. Спасибо! Действительно, радость.
С е ш е н с (Кэтрин). Смотрите, сразу расцвела. (Людмиле.) Теперь понял, почему с самого приезда у вас грусть в глазах. Внушила себе, что не разрешат. А я не сомневался. Самый закоренелый бюрократ из госдепартамента не может остаться равнодушным к вашей романтической встрече с фермером…
Л ю д м и л а. Юджином Элликотом.
С е ш е н с. Сюжет для новеллы… В агрономии я разбираюсь на уровне марктвеновского редактора, но знаю: в Канзасе убрали хороший урожай. И вас встретят радостно.
К э т р и н. Люда, в субботу ты должна вылететь.
С е ш е н с. А сегодня тем более должна посвятить меня в ход своей работы. У нас целый час. (Смотрит на часы.) Нет, только пятьдесят минут. (Кэтрин.) Экстренное заседание правления. Не из приятных. Опять придется огорчить студентов…
К э т р и н. Новое повышение платы за обучение?
С е ш е н с (Людмиле). Догадливые у меня помощницы. (Кэтрин.) Особенно круто придется тем, кто учится в кредит. Правление намерено… (Смеется.) Нет, не будем при представительнице расцветающего социализма вести обличительные для загнивающего капитализма разговоры. (Людмиле.) Кэтрин мне рассказала, как в Москве академик Лебедев регулярно интересовался ее работой.
Л ю д м и л а. И нас жучил: мало, дескать, ей помогаем!
С е ш е н с. Видите. А здесь в ответе за вас я. Знаю, вы у нас не… как бы выразиться…
К э т р и н. Не филоните.
С е ш е н с (лукаво). Но кое-кто советовал забрать вас от Кэтрин в другую комнату. Даже на другой этаж.
Л ю д м и л а. Почему? Кэтрин почти не курит.
С е ш е н с. Не в курении дело. Опасаются, вдруг Кэтрин не вам помогает, а из вас высасывает. Еще и еще о Маяковском!
Л ю д м и л а. Что вы, профессор! Кэтти собирается даже прилететь ко мне в Филадельфию.
К э т р и н. Люде выгодно махнуть туда прямо с заветной фермы. Сэкономит время и деньги.
С е ш е н с (задумался). Людмила, ваш вояж в Филадельфию и Нью-Йорк запрограммирован. Но пока вы будете разъезжать, здесь у нас, милая моя, пройдет обстоятельнейший симпозиум по нашей литературе двадцатых — тридцатых годов. С интересными рефератами приедут из Гарварда, из других университетов. Я намерен, не скрою, направить дискуссию по рельсам презренной прозы, но, несомненно, будут затронуты и новые аспекты поэзии. Неужели для вас живая дискуссия менее значительна, чем архивные изыскания? Скажите откровенно.
Л ю д м и л а. Простите, профессор Сешенс. Сначала должна отчитаться перед вами. Вы дали мне задание…
С е ш е н с (удивлен). Задание?
Л ю д м и л а. Вот это. (Показывает папки.)
С е ш е н с. Какое же это задание, милая моя! Просьба.
Л ю д м и л а. Просьба ознакомиться с учебной программой курса советской литературы.
С е ш е н с (Кэтрин). Проект Бикстона. (Людмиле.) Ваш вердикт?
Л ю д м и л а. Подробно я написала. А коротко: это курс не советской литературы, а, извините, антисоветской.
С е ш е н с (Кэтрин). Допускаете, что у Роя был умысел?
К э т р и н. Рой Бикстон всегда предельно объективен.
Л ю д м и л а (мягко). Умысла, возможно, не было. Но крайняя неосведомленность налицо. Мистеру Бикстону внушили, что советская литература создается не в Москве и Ленинграде, не в Киеве, не в Иркутске и Вологде, не в Тбилиси, а в Лондоне, Мюнхене, Париже, Нью-Йорке. А если в какой-то доле у нас, то одними… воспользуюсь модным термином, диссидентами.
С е ш е н с. Какой пассаж! Кажется, так восклицает супруга городничего в гоголевском «Ревизоре»?
К э т р и н. И дочка тоже.
С е ш е н с. Людмила, я ознакомлюсь с вашим заключением. (Берет папку.) Вернемся, как шутит академик Лебедев, к нашим баранам. Говорю по-дружески. Сильно сомневаюсь, окажется ли ваш вояж в Филадельфию и Нью-Йорк результативным.
Л ю д м и л а. Но я обязана многое выяснить. Например, действительно ли поэт внес в стихи во время последней ночной корректуры имя Меллона? А чье имя он вычеркнул?
С е ш е н с (недоумевает). При чем тут Меллон?
Л ю д м и л а. Профессор! Магил поставил его между Фордом и Рокфеллером. Вслед за президентом.
К э т р и н. Люда, в работе о Магиле смело можешь обойтись без твоего излюбленного социального спектра.
С е ш е н с. Из-за Меллона копаться в архивах! Школьники знают: в двадцатых годах промышленник Эндрю Меллон начал коллекционировать полотна мастеров девятнадцатого века. И в году, кажется, тридцать шестом перед смертью подарил Вашингтону свое богатейшее собрание. А вскоре за его счет построили национальную художественную галерею.