Вслед за запахами и вкусами появились образы: горнист с запрокинутой головой и устремленным в небо сверкающим на солнце золотым раструбом, реющее над ним красное знамя, герб с колосьями и земным шаром, гипсовый бюст Маресьева, потрет Брежнева… И тотчас советскость, которой раньше не наблюдалось в «Белочке», начала буквально лезть из всех щелей.
То тут, то там Стаев замечал осколки империи – артефакты из Атлантиды, – которых не видел раньше. На стене Зеленого корпуса за разросшимся кленом обнаружилась мозаика из кусочков разноцветного камня. Тематика привычная: Ленин с поднятой вверх и в сторону рукой, Гагарин в скафандре, взмывающая ввысь ракета, обнаженный мальчик на красном пегасе, пшеничное поле и комбайны на нем, металлургический завод и рабочие у домны.
Пройдя немного вперед, Стаев попал на заброшенную спортплощадку, где рядом с покореженными и ненужными снарядами стояли старые нежилые корпуса. Дававшие когда-то пристанище детям, теперь они использовались как склад различной рухляди. Прильнув к мутному стеклу, капитан словно заглянул в прошлое. Здесь была советская атрибутика, уложенная в беспорядке прямо на полу, книги на полках с названиями на корешках крупными буквами «СССР», «ПОЛИТЭКОНОМИЯ», «МАРКС», «ЭНГЕЛЬС», старые парты и стулья. За старыми домиками, в кустах дикой смородины, он обнаружил настоящее кладбище – сваленные в беспорядке гипсовые статуи пионеров, горнистов, гимнастов. Побелка сошла с алебастровых тел, материал местами полностью разрушился, обнажая ржавый арматурный скелет, но на лицах вечно молодых ребят по-прежнему сохранялись решимость и отвага. Наконец, в самом отдаленном углу гранитный бюст Ленина уныло зарастал мхом. Ильич укоризненно глянул на следователя, и тот не выдержал, отвернулся.
Стаев выбрался из зарослей на тропинку и остановился. Последний приступ ностальгии вызвал серию смутных образов: Высоцкий с гитарой, взмывающий вверх Мишка с кольцами, кубик Рубика, Мальчиш-Кибальчиш в буденовке и на коне, Данко с собственным сердцем в руке, связанный Орленок на краю утеса. Из воспоминаний его вырвал окрик Ивана Павловича.
«Ну да ладно! – подумал Стаев, вставая и прохаживаясь по кабинету. – Поностальгировал и хватит. Делом надо заниматься. Случай, конечно, беспрецедентный – целый отряд пропал. Вскоре сюда примчатся и городской прокурор, и представитель отдела по делам образования, и куча разного другого народа. Жуки навозные! К их приезду нужно выяснить как можно больше».
Итак… С одной стороны, дело вырисовывалось вроде бы совершенно ясное. Если верить показаниям сотрудников, вожатый ночью отвел детей в лес, где, очевидно, оставил их. Потом вернулся в лагерь, разгромил комнату и уничтожил какую-то книгу и тетрадь. Главный вопрос: где дети? Второстепенные вопросы: зачем увел? почему бросил? для чего разгромил комнату и сжег книгу? Неплохо бы потолковать с самим вожатым. Посмотрим, что найдет собака. Может быть, дети сидят где-нибудь на опушке леса, и тогда все будет очень просто.
Так успокаивал себя Стаев. Однако нехорошее ощущение, возникшее при осмотре мест происшествия, не проходило. Вдруг возникла мысль: как будто раньше встречалось уже похожее дело. Хотя следователь точно помнил: ничего подобного не было, да и не могло быть.
– Не нравится мне поведение директора, – пробормотал Стаев. – Как будто недоговаривает чего-то. Мутный он какой-то.
Совершив круг по кабинету, Стаев сел, достал из папки протоколы, положил перед собой карандаш и ручку. Едва он закончил приготовления к бумажной работе, как в кабинет вошли опер в кожаном пиджаке и майор Ким. За ними топтался обеспокоенный Иван Павлович.
– Шайгина привезли, – сообщил опер.
– Вожатого? – удивился Стаев. – А почему его не госпитализировали? Вы же говорили, он в отрубе был.
Следователь перевел взгляд на Кима.
– Да в диспансере этот цуцик пришел в себя и попросил отвезти его в лагерь, – сквозь зубы пробормотал майор. – А мои долбоежики зачем-то привезли его…