— Разумеется. Один — молодой парень, ливиец. Он до этого мало летал и очень боялся. В последний момент он не захотел лететь, вот и вышел. И мой пилот сошел после него — посмотреть, в порядке ли он. Похоже, ему было плохо, поэтому я предложил моему второму пилоту остаться и присмотреть за ним. В таком коротком полете мне не нужен был второй пилот.
Он кивнул и снова улыбнулся.
— Понимаю. Конечно.
— А вы не знаете, как он, — спросил я.
— Ваш второй пилот? Роджерс? Он в отеле, я думаю.
— Да нет, я про того ливийского парня.
— Боюсь, что не знаю, командир. Молодежь — это такой своенравный народ, никого не слушают. Это уж я знаю.
Он снова взглянул на меня. Лицо его не выражало никаких эмоций. Совершенно никаких. Затем он вернул мне паспорт и сделал несколько быстрых заметок в своей записной книжке.
Следствие прошло удовлетворительно. Получены адекватные ответы. Нет необходимости в каких-либо дальнейших следственных шагах в отношении подследственного. Игра закончена. Мы оба играем за одну команду.
Он встал.
— Благодарю вас, что вы сэкономили мне время, командир. Мне очень жаль, что пришлось вас немного задержать, тем более что вы устали. Но тут есть ещё одна вещь. Полагаю, с вами хочет побеседовать джентльмен из афинской полиции, всего одну минуту. Я думаю, он уже здесь.
Этого в правилах игры не было.
Он подошел к двери, открыл её и крикнул в коридор, потом отошел в сторону и пропустил джентльмена из Афин.
— Капитан Клей, представляю вам синьора Анастасиадиса.
После этого он вышел и закрыл за собой дверь.
Анастасиадис был пониже меня, но пошире и при солидном брюшке. Я дал ему около сорока пяти: он вряд ли мог быть младше этого для работы по командировкам за границу. У него было плоское квадратное лицо, ещё более плоским и квадратным делали его лицо гладкий зачес назад, темные волосы и очки без оправы. На нем был льняной мятый костюм кофейного цвета, кремовая рубашка и галстук со срезанным низом, полосатый, как неаполитанское мороженое.
Мы обменялись рукопожатиями, и он слегка улыбнулся мне, затем показал на стул, а сам обошел стол и сел в кресло хозяина кабинета. Я сел и стал смотрел на него.
Вначале он поерзал вместе с креслом, занимая удобное положение, потом достал из карманов записную книжку, ручку, пачку «Честерфилда» и большую плоскую хромированную зажигалку и расставил их, словно фигуры на шахматной доске. Затем он поискал вокруг глазами, нашел простенькую металлическую пепельницу и добавил её в свою коллекцию.
Все это он делал очень аккуратно. Одно мне не понравилось: несколькими движениями он сделал стол определенно своим, а меня — посетителем при нем.
— Командир, вы разрешите мне посмотреть ваш паспорт? — произнес он мягким, неторопливым голосом, в его произношении слышалась некоторая шепелявость.
Я протянул ему паспорт. Он просмотрел несколько последних страниц, затем отложил его в сторону, в один ряд с пепельницей.
— Вы знаете мистера Микиса? — спросил он.
— Агента? Да. Он снабдил меня грузом, который я привез сюда.
— А что это был за груз?
— Оборудование для буровых установок.
— Вы сами его проверяли?
— Нет. Ящики были так хорошо упакованы, и на них были таможенные пломбы — пломбы греческой таможни.
Это его ничуть, похоже, не смутило. Но внезапно он словно стал вспоминать что-то. Он достал сигарету.
— О, я прошу прощения, командир. Мои манеры подводят меня. Вы курите?
Я покачал головой. Мне очень хотелось закурить, но я не хотел выглядеть как человек, который очень хочет курить.
— Сейчас такая сухость, — сказал я. — Да, так о чем вы? Что-нибудь не то с грузом?
Он вежливо положил сигарету обратно на стол.
— Возможно, командир.
— Если Микис дал мне незаконный груз, я вернусь в Афины и выбью ему зубы.
Он улыбнулся, несколько досадливо, и сказал:
— Боюсь, мистер Микис убит.
Я застыл. Когда я подумал, что хватит и пора размораживаться, я неловко наклонился в его сторону и спросил:
— Когда это произошло?
— В день, когда вы вылетели из Афин. Скорее всего, перед самым вашим отлетом.
Я уставился на масляное пятно на колене и изобразил раздумья.
— Я вылетел в то утро около одиннадцати. Перед этим я был у Микиса в его конторе. Около десяти часов. Его там не было.
Он, видимо, знал, что я побывал там. Может, мне самому ему чистосердечно рассказать все? Это мне не повредит, а может и помочь. Если мне только нужна помощь.
— Вы входили в его кабинет?