— Во внутренний — нет. Я постучал в дверь, ответа не услышал и подумал, что его нет, бегает по делам.
— А ещё кого-нибудь там видели?
— Нет. Ни секретаря, ни кого иного.
— И никто не приходил, не уходил?
— Никто.
Он уверенно сделал какие-то пометки в своей записной книжке.
— А насчет груза, который я привез сюда, — медленно произнес я, — он никак не связан?
Он улыбнулся и развел руками.
— Поскольку мы не знаем, что это был за груз — если это было не оборудование для буровых, — ничего про связь между тем и другим сказать не могу.
Он подождал, не сообщу ли я чего нового. Ничего не дождавшись, он спросил:
— Откуда пришел этот груз?
— Микис сказал, что он лежал на складе в Афинах с тех пор, как пришел из Ирака.
— А он не прибыл с островов, с Киклад?
Теперь мне просто жутко захотелось закурить.
— Нет, насколько я знаю. А почему оттуда?
— Ведь Микис много торговал с Кикладами, разве не так?
— Этого я не знаю. — Я действительно этого не знал.
— А вы не приземлялись на Саксосе днем раньше?
— Да, но это не по делам Микиса. Меня на этот полет нанял другой.
— А мистер Китсон — он знал мистера Микиса?
— Я не знаю. Но я так не думаю.
Он сделал ещё несколько аккуратных записей. Потом ему захотелось узнать, зачем я заходил к Микису перед вылетом из Афин. Затем, что Микис хотел что-то подправить или дополнить в грузовом манифесте, который он мне вручил за два дня до того. Поскольку я не застал его, то воспользовался прежним манифестом.
Потом он заинтересовался моей щекой. Я повернулся к нему, чтобы он мог как следует рассмотреть её и самолично убедиться, что порез я приобрел уже после Афин, и объяснил, что ремонтировал двигатель в пустыне, рука соскользнула и я задел щекой об острый край обтекателя.
Он принял это не моргнув глазом и, возможно, не веря ни одному моему слову, но все это нашло отражение в блокноте. Это был хороший полицейский, может быть очень хороший, но он был не в своей стране. Он может сколько угодно не верить мне, но если он начнет расследовать, зачем я в Ливии, то упрется в стену. Ему скажут: мол, спасибо большое, но мы уже все проверили, у нас нет оснований сомневаться в словах командира самолета Джека Клея. Трик ислама — и не хлопайте дверью, когда будете уходить.
Он поблагодарил меня за уделенное ему время, посоветовал показаться врачу с порезом и показал на дверь: мол, я могу идти. Открывая мне дверь, он произнес:
— По-моему, когда я летел сюда из Рима, в самолете были ваши друзья. Наваб — э-э-э Тун-габ-хадры, да? — и его два очаровательных секретаря.
«Очаровательные» — это очень тонко подмечено, особенно в отношении Хертера.
— О, что-то всех потянуло в Триполи, как на встречу в родительском доме, правда? — сказал я, и только потом подумал, что зря так сказал.
18
Триполи построен, пожалуй, лучше всех других городов Северной Африки, но это и самый скучный город. Широкие главные улицы и просторные государственные здания выглядят по-итальянски, они и сделаны итальянцами. За ними теперь стоят большие прямоугольные здания, построенные для американских семей, живущих или работающих вне военно-воздушной базы Уилус. А на западе — арабский квартал, Медина, с его узкими переулочками и темными дверными проемами с сидящими там согбенными, скрюченными старцами, чего только ни вытворяющими из кусочков меди. Но выглядело это все ненатурально. Создавалось впечатление, будто их наняли сидеть там, потому что кто-то видел нечто подобное в Марокко и счел, что такие картины добавляют туризму местный колорит.
По городу можно передвигаться в одноконном экипаже. Из аэропорта едешь на такси — «крайслере» последней модели. Сидишь в нем и сомневаешься в здравом разуме политиков в Вашингтоне и в Уайтхолле, которые тратят по восемь миллионов фунтов стерлингов в год, чтобы поддержать Ливию в платежеспособном состоянии и чтобы они эти деньги тратили на «крайслеры».
Я выбрал отель на берегу, бросил в коридор свой чемодан и попросил дать мне адрес врача-европейца. Им оказался суетливый и маленький француз с тонкими пальцами и подозрительным взглядом. Он не поверил, что я поцарапался о край обтекателя — ему приходилось видеть раны от ножа, — но он наложил восемь швов, сверху кусочек корпии и дал мне рюмку коньяку, чтобы я пришел в себя.
Из-за швов пришлось забросить мысль о завтраке, и я пошел в отель, в свой номер. В отеле было сто номеров, и все — как один. В каждом можно было раздеться и лечь, а если ты достаточно богат и хочешь делать в отеле ещё что-нибудь кроме этого, то ты можешь снять номер в отеле «Уаддан» на этой же улице, только подальше. Но в тот момент я думал только о том, как бы скорей завалиться спать, и черт с ним с раздеванием.