Я продолжал:
— Юсуф — слишком опасное животное, чтобы его держать в доме. Я бьюсь об заклад, что он не рассказал вам одной вещи о Мехари — что он убил там своего хозяина. И меня бы убил сегодня вечером, если бы знал, что в голову в темноте лучше не стрелять.
Юсуф подался вперед.
— В другой раз я сделаю это лучше! В следующий раз я тебя точно убью!
Я ударил его, вложив в удар максимум силы и немало искренности. Удар пришелся в челюсть. Голова его откинулась, увлекая за собой тело, и Юсуф рухнул на пол, превратившись в дополнительный узор ковра.
Рука Хертера снова юркнула в карман.
— Расслабьтесь, — успокоил я его. — Просто пришла моя очередь ударить кого-нибудь. А то все эти дни люди только и делают, что нападают на меня. Так на чем мы остановились? Ах, да — я наливал себе виски.
Бо'льшая часть бутылки была на ковре. Я взял чистый стакан, налил себе бренди с содой и прошел к своему креслу. Все молчали. Рождественское веселье улетучилось.
— Значит, мы обсуждали сделку, — первым нарушил молчание я. — Часть вашей стороны, похоже, считает, что это я убил Микиса. Я этого, конечно, не признаю, но интересно послушать, что вы готовы предложить на этой основе.
Наваб собрался с мыслями, сделал глубокий вздох и сказал:
— Я не хотел, чтобы Юсуф покушался на вас или убивал. Мне очень жаль, что так случилось.
— Этого не случилось. Но я хочу, чтобы этого не случилось впредь — по крайней мере до завершения сделки.
— Да-да, конечно. — Наваб снова вздохнул. — Тем не менее, командир, я думаю, что вы не хотели бы, чтобы я передавал пистолет мистера Микиса греческому детективу, который сейчас находится в Триполи. И чтобы я не говорил, как он попал к нам. В конце концов, это доказательство, которое ставит вас под подозрение, и весьма серьезное. Так что поскольку мы говорим о сделке, то я предлагаю, чтобы мы вернули вам пистолет — в обмен на драгоценности, разумеется.
— Разумеется, — повторил я и взглянул на Хертера. — И вы считаете, что вам пришла в голову хорошая идея?
Оба напряглись. Хертер был человек наемный, и не его это было дело иметь идеи насчет идей нанимателя.
— Это не имеет отношения к делу, — подчеркнуто заявил наваб.
— Но вы же не против этого? — спросил Хертер.
— Конечно нет. О'кей. — Я кивнул. — Мне только хотелось бы, чтобы сделка была единодушной. А теперь к вопросу о моем времени и пережитых неприятностях. Значит, если я действительно убил Микиса, должно быть так, что я это сделал, чтобы добраться до драгоценностей — то есть это добавляется к тем беспокойствам, которые я принял на себя. Но если вы предпочитаете это видеть иначе, я не возражаю. Значит, мы имеем пять тысяч фунтов — в качестве вознаграждения, в качестве компенсации за потраченное время и перенесенные переживания. И — пистолет.
Тень пробежала по лицу наваба.
— Я хотел бы, чтобы вы знали: я это серьезно говорю насчет пистолета. Если мы передадим его греческому детективу…
— Я понимаю. Я знаю, что вы это серьезно. И понимаю, насколько все это серьезно — пистолет, я, детектив. Но как бы серьезно это ни было, мы в Ливии. Ему ещё надо добиться моей выдачи — а в настоящее время я в хороших отношениях с ливийской полицией. Так значит пять тысяч. В действительности я предлагаю вам пять тысяч за этот пистолет — в убеждении, что лучшей цены вы ему не найдете нигде. Я вынужден согласиться.
Наваб продолжал хмуриться. Потом сказал:
— Я ещё подумаю.
— Хорошо. — Я улыбнулся ему. — Слышали что-нибудь новое о Кене Китсоне?
Оба сделались неприступными. Кен стал ругательным словом в этой компании.
— Ничего о новых обломках мы не слышали, — наконец произнес наваб.
Я с досадой покачал головой.
— Тут такое дело. Это был мой старый друг. И я не хотел бы, чтобы он вот так ушел из жизни — погибнув во время самовольного полета. Почти как преступник. Мне хотелось бы каким-то образом обелить его имя.
Навабу этот разговор явно доставлял неудовольствие. Инициативу взял в свои руки Хертер.
— Его превосходительство не желает говорить о мистере Китсоне.
— Но я желаю, — возразил я. — Завершим мою сторону сделки. Мне нужны два документа, датированные задним числом до того дня, когда Кен вылетел из Афин. Один — освобождающий его от контракта с вами, и чтобы никто никому ничего не должен, с конца следующего дня. А другой — дающий ему право на этот полет. Скажем, вы послали его в э-э-э, — я изобразил на лице глубокое раздумье, — в Триполи, сюда, — скажем, для подготовки вашего приезда сюда. И чтобы оба письма подписали вы.