— Значит, ты не знаешь, на что были похожи те сокровища? Хоть примерно? Золото? Жадеит? Или просто ожерелья да перстни?
Он развел руками.
— Ну не знаю. Знаю только, что непростые. Дело не в том, что они тянули на полтора миллиона. Но ты же видел некоторые из них, так что ты должен знать.
Я кивнул.
— Мне просто хочется знать про другие, вот и все. Ладно, увидимся вечером.
Он пошел было на выход, но вернулся.
— Джек, если ты увидишь Ширли, будь с ней, ну, помягче. Угости её от моего имени. Только не говори, что это моя инициатива.
— Будет сделано.
Он опустил глаза.
— По большому счету, лучше, чтобы я был живой свиньей, чем мертвым героем.
— Ты позаботься, чтобы остаться живым. В общем, оставайся свиньей.
Он улыбнулся и ушел.
Я допил виски. Бармен пришел со сдачей Кена, своевременно опоздав. Я сказал ему, чтобы взял себе.
Он был тронут и захотел что-то сказать по такому случаю.
— Этот джентльмен — ваш друг?
— Да, — я выразительно кивнул. — Это один из великих людей в своей профессии. И он был бы общепризнан в таком качестве, если б однажды не допустил маленькой ошибки. Вы знаете, что случается с маленькой ошибкой, когда её совершает великий человек?
Я вперился в бармена своим стальным взглядом, и тот торопливо закачал головой. А я пояснил:
— Ошибка превращается в большую. Вот так.
После этого я чисто развернулся на 180 градусов и, печатая шаг в мере допустимого, взял курс на дверь, подсчитывая в уме, что с утра во мне сидит большая доза солнечной радиации, четыре пива и двойное виски минус завтрак.
Сквозь солнечные лучи, как сквозь стену, ничего не было видно. Я стоял, щурясь, пока не различил «Рапид», стоявший ярдах в двухстах от меня с вращающимися винтами. Кен как раз забирался в самолет. Я повернулся, чтобы уйти, и чуть не столкнулся с Анастасиадисом.
Он улыбнулся и кивнул в сторону «Рапида».
— Ваш друг?
Внезапно я протрезвел.
— Встречал его как-то раз.
Анастасиадис кивнул, не придав значения моим словам.
— Мне кажется, я тоже знаю его. — Вот болтун! — А как его зовут?
— Килрой, по-моему. Продает запчасти для двигателей.
«Будь осторожен, Джек, будь осторожен».
— Да-да, мне кажется, я вспомнил. — Анастасиадис просиял. — Я могу предложить вам подбросить вас до Триполи? Боюсь, мисс Бёрт забрала единственное такси.
— Это очень любезно с вашей стороны.
Мы забрались в маленький «рено», взятый напрокат, который стоял под солнцем достаточно долго, чтобы вполне стать похожим на духовку, опустили стекла и двинулись в путь по бетонному шоссе.
Я закурил, а он отказался. Когда мы повернули в направлении Триполи, Анастасиадис сказал:
— Я полагаю, вы встречали много полицейских, много раз, во многих городах и странах, командир.
— Это неизбежно, когда колесишь по свету.
— Не совсем в том смысле, в каком я говорю, командир. Человек, который привык иметь дело с полицейскими, умеет скрывать, что он знает. Но он никогда не сумеет скрыть, что он что-то скрывает.
— У каждого есть что скрывать. Поэтому мы и носим одежду.
Анастасиадис весело засмеялся.
— И что же необходимо скрывать вам, командир? Вы же говорите, что не убивали Микиса. Но может быть вы знаете что-нибудь о том, почему он был убит?
— Мне известна его репутация как агента. Знаю я о его репутации в женском вопросе. В Афинах и окрестностях должно было быть немало мужей, которые хотели бы всадить в него нож, пулю или что-то еще. А как он был убит?
Он пожал плечами, и машину чуточку повело.
— А, мне не сказали. Надо было бы.
Я усмехнулся.
— Я встречал множество полицейских в разных городах и странах — как вы говорили. Они отличаются друг от друга. Британский — не такой, как швейцарский, швейцарский — не как греческий, греческий — не как ливийский. Но хороших полицейских отличает одно и то же во всех странах: он обязательно чего-то не досказывает. Всегда.
— Всегда, — довольно согласился он, — Как вы сказали — у нас у всех есть что скрывать. Но всегда наступает день, когда мы говорим все.
— Только, пожалуйста, не Судный день. По крайней мере, не в отношении меня.
— Приношу извинения. Это мой английский. Я имею в виду — когда вы приедете в Афины. Вы же пилот. По вашей работе вы должны располагать возможностью бывать везде. В один прекрасный день вы очутитесь в Афинах. И тогда мы скажем вам все.
Я швырнул окурком в козу на обочине.
— Запугивание? Это очень жестокое оружие.
Он улыбнулся.
— Хороший полицейский использует не весь арсенал. Он использует только необходимое оружие. Применительно к вам запугивание — это самое верное оружие. Да, в какое место вас подкинуть?