В 6.20 я снова настроился на Уилус, потом почти сразу после этого на Луку. Нанеся оба пеленга на карту, я обнаружил, что мы вернулись на свой курс. Я уменьшил курс на три градуса, взяв поправку на ветер, пока нас не отнесло по другую сторону курса.
Радио я оставил на Луке в ожидании, что они скажут о погоде. Через некоторое время станция Лука сообщила, что над Мальтой и у берегов Ливии господствует умеренный западный ветер, усиливающийся к востоку. Безоблачно. И ни слова о том, что же происходит дальше на восток.
Здесь фронт прошел, это точно, он очистил небо и оставил за собой западный ветер. Но не было никакого намека на то, что он будет делать дальше. Сейчас он может находиться над греческими островами, пройти их или гулять над ними, чтобы затем затеряться где-нибудь в материковых горах. Пока я ничего не знал, а на таком расстоянии афинский аэропорт не слышно.
И я снова занялся высиживанием. Но я не просто сидел, а внимательно поглядывал на приборы, посмотрел, сколько у нас топлива, какова температура двигателей. Потом я проверил радиовысотомер — полезную маленькую штучку, которая испускает радиоволны и высчитывает высоту по времени возвращения отраженной волны. Такой высотомер нам пригодится, если придется нырять под фронт. Перемена давления сделает обычный высотомер, основанный на измерении давления воздуха, бесполезным.
Похоже, все у этого прибора было на месте и работало исправно. Я выключил его и перенес свое внимание на другие приборы. Я стал присматриваться к тому, как был оборудован «Пьяджо» — и почему. Наваб мог бы себе позволить оборудовать самолет всякими новейшими радарами или радиоустройствами, но на «Пьяджо» их было негусто. Частично это потому, что в Пакистане не было соответствующих наземных установок. Другой причиной являлся тот факт, что всякая навигационная новинка требовала лишнего человека для её настройки и правильного применения. Кен, должно быть, думал, что не следует перегружать машину вещами, которыми он не сможет пользоваться, не отвлекаясь при этом от собственно управления машиной. С моей точки зрения, он был прав: я предпочел бы полагаться на его пилотирование, чем на настройку радара Хертером.
Я подкрутил немного регулятор вентилятора и сел на место. Что-то меня беспокоило последние двадцать минут. Я понял, в чем дело. Шаря по эфиру, я вспомнил, что привык летать с хорошим радиообменом, полной информацией о погоде, что я имел свободу выбора, куда лететь, на какой полет соглашаться, на какой — нет. Этот же полет стал чем-то необычным. А окклюдированный фронт, где он нам ни попадись, мог превратить его в совсем необычный.
30
Приближалось семь часов, когда Кен встал со своего кресла и произнес:
— Проклятая рука.
После этого он ушел в салон и вернулся через несколько минут со свежим кофе, открытой банкой консервированных персиков и ложкой.
— Это все тебе, — сказал он. — Я не хочу есть.
— Спасибо. Как рука?
— Средне.
Лицо его оставалось спокойным, но ему это явно стоило усилий.
— Возьмешь управление, пока я поем?
Он пожал одним плечом и сел в пилотское кресло. Мне подумалось, что лучше ему совсем не браться за ведение самолета, чем вести его вполсилы, однако мне хотелось отвлечь его от боли в руке.
Кен положил правую руку на штурвал.
— Принял управление.
— Передал управление.
Старые летные привычки умирали медленно.
Через некоторое время Кен спросил:
— Какая-нибудь погода была?
— Слышал Мальту. Тебе будет приятно узнать, что мы летим в ясную погоду при западном ветре.
— А о Греции они ничего не сказали?
— Они никогда не говорят. А от Афин мы далековато.
Он кивнул. Сейчас было около 7.00, а прошли мы с полпути. Оставалось ещё миль триста. Я доел персики и пристроил пустую банку на панель управления двигателями.
— Прямо по курсу вижу облако, — объявил Кен.
Я быстро поднял голову. Это ещё не фронт. О нем мы получим предупреждение не от одного облака, пока подойдем к нему с тыла. Но это облако можно было считать за предупреждение.
Это было оторвавшееся кучевое облако, белое и невинное, висящее под нами на высоте примерно в шесть тысяч футов. Мне оно ничего не говорило.
Кен поинтересовался:
— А кроме Афин нам никто не может сказать о погоде в Греции?
— Любой может — если мы свяжемся и попросим. Но регулярный прогноз по Греции никто, кроме неё самой, не делает. Я могу взять управление на себя?
Кен кивнул.
— Управление передал.