– Здесь налево, – показала я на въезд во двор своего дома. – Мне действительно сейчас не до шуток. Я хочу спать, хочу, чтобы весь сегодняшний кошмар остался позади. Если желаешь, мы еще вернемся к этой теме, – я решила все же оставить ему надежду. – Останови здесь.
Кирсанов нажал на тормоза, и «Ауди», задок которого немного занесло на скользком асфальте, остановился у моего подъезда.
– Не хочешь угостить меня кофе? – задорно спросил Валерий, положив ладонь мне на колено и пытаясь заглянуть в глаза.
– Достань, пожалуйста, сумку, – показала я назад.
Он неторопливо убрал руку с моего колена, взял сумку с «Никоном» и протянул мне. Я взяла свое сокровище и вышла на улицу.
– У меня нет кофе, – сказала я, направляясь к подъезду, – кончился.
– Я куплю тебе, – услышала я за спиной его голос.
«Вот и все, – сказала я себе, входя в квартиру, – сходила на вечеринку». Тщательно заперев за собой дверь, я скинула шубку и, разувшись, босиком прошла на кухню. Насчет кофе я, конечно, соврала. Я тяжело вздохнула, вспомнив о навязчивости Кирсанова. Может, я и в самом деле ему небезразлична?
Да, сейчас мне действительно кофе не помешает. Щелкнув рычажком электрочайника, я двинулась в спальню, по дороге стаскивая с себя платье. Больше никогда в жизни не смогу смотреть на эту змеиную шкурку. Я зашвырнула скомканное платье подальше в шкаф и надела махровый халат.
В квартире было тепло, не так, конечно, как у Авдеевой, но она сама регулирует температуру как ей нравится. По мне, так у нее слишком жарко. Представляю, каково было Галине в ее шерстяном брючном костюме. Теперь она никогда уже не испытает дискомфорта от изменений температуры. Я поймала себя на том, что слишком цинична. Что ж, это издержки профессии. Вспомнив, какие маечки кислотных расцветок я носила, приехав в Тарасов из Карасева, я усмехнулась. Город меняет людей. Не могу сказать, к лучшему или к худшему, но меняет, даже такой провинциальный город, как Тарасов, с подачи нашего шустрого губернатора гордо носящий статус столицы Поволжья. Столица, где старики получают пенсию, которая позволяет вести полунищенское существование, в то время как отцы города в пылу борьбы за голоса электората оклеивают город, словно обоями, плакатами со своими портретами и поливают друг друга помоями.
Поперла чернуха. Немудрено после такого вечера, где собираются шестеро гостей, один из которых – убийца. Нет, один из пятерых, себя я могу точно отбросить, да и Антошу – тоже. Значит, остается четверо? Валера, Григорий, Аврора Кондратьевна и… Господи, я помотала головой, Галина ведь мертва. Значит, всего трое?
Смолов зерена, я высыпала кофе в маленькую медную турку, добавила ложку сахара и залила кипятком из чайника. Некоторые изгаляются – варят кофе с ванилью или корицей – может, в этом и есть какой-то кайф, но, по мне, так лучше крепкого черного кофе без всяких добавок – нет ничего. Иногда, правда, я позволяла себе добавить в чашку немного коньяку, как сейчас, например.
Я взяла кофе и прошла в гостиную, где забралась с ногами в большое мягкое кресло, к которому был придвинут журнальный столик. Сделав маленький глоток из чашки, я закурила. Когда в руке у меня вместо сигареты уже дымился жалкий окурок, а в чашке осталась одна гуща, мысли мало-помалу начали проясняться в голове. Я уже четко знала, что займусь поиском убийцы. Собственно говоря, я уже этим и занималась. Не пускать же дело, в котором я фигурирую в качестве одного из подозреваемых, на самотек. Да просто опасно. Мало ли что может прийти в голову следователю. А вдруг какому-то богатому и властному дяде захочется оставить на время предвыборной кампании независимый еженедельник «Свидетель» без его несговорчивого руководителя, то есть без меня? А может быть, все это подстроено специально, чтобы оклеветать меня?
Ну, дорогуша, это уж из области фантастики. Ты ведь сама напросилась на эту вечеринку. Напросилась, ну и что? Валерий ведь согласовывал мой визит со своей бандершей. Но я ведь совсем не знаю эту Галину Береговскую, даже ни разу не видела ее до этой самой вечеринки. Как, впрочем, и остальных гостей, исключая Валерия, с которым познакомилась за день до вечеринки. Нет уж, если бы кто-то захотел меня засадить за решетку – а врагов у меня достаточно, – то придумал бы что-нибудь поумнее.
Я томно потянулась в кресле и прикурила новую сигарету. Приятно все-таки ощущать себя этакой… не знаю, как сказать. Не последним человеком в городе – это будет, пожалуй, самым точным определением. Хотя я не стремилась взлететь в необозримые выси. В Москву, например. Меня полностью устраивал мой нынешний статус, полуленивая жизнь, взрываемая иногда очередным журналистским расследованием. И я бы не сказала, что у меня аналитический склад ума или необыкновенные храбрость или хитрость, которые помогали мне расследовать преступления. Просто я была упорной, если не сказать упрямой, как ослица, и умела подмечать разные детали и детальки, из которых и складывалась постепенно картина преступления. Плюс работа папарацци, часами и днями сидящего с «Никоном» в засаде, чтобы заполучить желаемую фотографию. Иногда, конечно, приходилось идти на различного рода авантюры, но они были довольно безобидными, насколько я помню.
Я не любила планировать свой день заранее, поэтому не стала составлять себе заданий на завтра, а вернее, на сегодня. Просто выдернула штепсель домашнего телефона из розетки, отключила «Моторолу», чтобы не подняли меня с утра пораньше – мне нужно было основательно выспаться. Удивительно еще, что я до сих пор не заснула в кресле, как это бывает, когда я выпью больше одного бокала шампанского. Видимо, сказался пережитый стресс.
Погасив свет, я прошла в спальню и очутилась в царстве Морфея еще до того, как моя голова коснулась подушки.
Черт побери! Я же отключила вчера все телефоны, или это мне приснилось? Открыв глаза, я увидела холодный свет пасмурного утра, пробивавшийся сквозь оконные шторы. Звонок, разбудивший меня, был не телефонным, это надрывался дверной. Перевела взгляд на круглые часы, висевшие над кроватью, – начало десятого. Откинув одеяло, я закуталась в халат и пошлепала в прихожую. Веки еще не вполне слушались меня, поэтому я даже не стала заглядывать в дверной «глазок», а просто поинтересовалась полусонным голосом, кто там.
– Это я, Оля, – ответил мужской голос.
Я не сразу сообразила, кому принадлежит этот голос, но когда, наконец, проснулась, поняла, что принадлежит он не кому-нибудь, а моему заму – Сергею Ивановичу Кряжимскому. Поэтому, немного повозившись с замком, я открыла дверь и впустила его.
Пожалуй, я не припомню случая, чтобы Кряжимский приходил ко мне в такую рань. Он знал о моей привычке – хорошо высыпаться, и привести его ко мне могло разве что из ряда вон выходящее событие.
– Что случилось? – Я прошла в гостиную и забралась с ногами в кресло. – Кто-нибудь умер?
– Может, и не стоило поднимать тебя так рано, – извиняющимся тоном начал Кряжимский, – но она так настаивала, чтобы я связался с тобой. Я звонил и на домашний, и на мобильный, но…
– Я их отключила, как вы, наверное, догадались. Да присядьте вы, Сергей Иванович. – Я показала на соседнее кресло. – Кому это я так срочно понадобилась?
Кряжимский устроился в кресле.
– Первый раз она позвонила – еще восьми не было. – Кряжимский начал говорить немного спокойнее: – Я что-то сегодня рано проснулся – вот и пошел на работу. Чем мне еще заниматься-то? Ну, я сказал, что мы начинаем работать с девяти.
– Погодите-ка, – остановила я его, – разве сегодня не праздничный день? И потом, кому вы сказали, Сергей Иванович? – напомнила я ему.
– Авдеевой, Авроре Кондратьевне, – уважительно произнес он. – А по поводу праздничного дня, так ведь сейчас кто хочет празднует, а кто хочет работает.
– Понятно, – кивнула я, удивившись про себя. – И что дальше?
– Потом она звонила каждые четверть часа и справлялась, не подошла ли ты на работу. Последний раз она позвонила минут двадцать назад и просто вынудила меня пообещать ей, что я заеду к тебе и сообщу, что она срочно хочет с тобой встретиться.
– Она не объяснила, зачем ей это нужно?
– Нет, – покачал головой Кряжимский, – сказала только, что срочно. Несколько раз повторила.