— Меня спасла своей магией дева.
— Но она до этого…
— Варм, не её это было заклинание! И не её я…
— Де…
— Что…? Значит, вы…
Что за… бессвязные речи? Утомили, честное слово! Замуж, конечно, не пойду, но раз уж я без пяти минут королева, может попробовать потребовать объяснений?
— Кто-нибудь расскажет мне, что происходит?!
— В нашем мире есть закон, — ответил Варм, глядя на меня не столько с нескрываемым отвращением (хотя и это тоже), сколько с ужасом перед неизбежным, — если дева спасает мужчину и делится с ним своей магией, а потом они проведут вместе ночь, то…
— Если я не женюсь на тебе — потеряю магию, — закончил за брата король, и глаза его вспыхнули россыпью алых искорок…
Надо будет ему потом сказать, чтоб больше так не делал. Запрещённый приём! Отказать невозможно, а замуж мне нельзя! Нельзя мне… Я помню!
— А… мы… ночь…?
— Ты будешь прекрасной королевой, — светло улыбнулся король.
— Я не должна выходить замуж.
— Глупости, — огненные всполохи внутри зрачка принялись водить хороводы. — Любая девушка хочет замуж. Варм, прикажи подготовить всё для церемонии!
— Да, ваше величество.
Варм с королём вышли — видимо, обговорить последние к моей свадьбе приготовления, я же времени зря не теряла! Рубашку — долой, обноски — на себя — в чём пришла, в том и уйду. Времени мало… Огнеглазый сейчас вернётся — быстрей! Должна же быть у этого шатра какая-нибудь щель. Выход! Мне нужен выход…
Я стала носиться по кругу палатки, и вдруг заметила паучка. Маленького такого. Паутинка искрит в солнечном свете — лучик проникает сквозь… Есть! Раздвинула тяжёлую ткань, зачем-то прошептала паучку: «Спасибо!», и, выскочив на волю, что есть духу понеслась к тёмной кромке зловеще гудящего леса. Знаю, что не пустит он меня, но выхода нет — или я его уговорю, или замуж.
Замуж тёмной ведьме нельзя, а раз я — тёмная ведьма, должен меня этот лес пустить! Может, он тогда не успел понять — кто я? Ладно, разберёмся, главное — погони нет…
— Ведьма!
— Тёмная сбежала!
— Держи её!
— Именем короля!
— Приказ взять живо-о-ой!
— Где она?
— Где?!
— Исчезла… Как есть сгинула.
— Лес. Черный, живо, колдовской, темень непроглядная! Если я — тёмная ведьма, молю тебя, хозяин леса — помоги! Помоги, не дай погибнуть!
— Тёмная ты, тёмная… Только ты — чужая. Впустить не могу. Но и в беде не оставлю. Беги, ведьма!
Воздух дрогнул, ветки раздвинулись, и… Открылся портал!
— Спасибо!
Вонь… Крики. Грязь кругом. Люди в обносках, низкие, покосившиеся домики. Я помню! Помню… трущобы! Перчатки без пальцев. Грязь на лице. Я… дома?
— Помогите! На помощь! Кто-нибудь!
Глава третья
Крик бьёт по нервам, тело выкручивает от боли. Я должна помочь! Бегу по улице на отчаянный зов — туда, где собралась толпа.
— Пожалуйста, — шепчет кто-то, словно все силы ушли на тот, самый первый крик.
— Пустите, — расталкиваю всех, кто попадается на пути и иду на шёпот. — Да пропустите же меня!
Солнце светит так радостно. Весёлые пылинки, танцующие в золотых лучах, как-то не вяжутся с безнадёжным хрипом смирившегося со смертью. Девчонка лет десяти, в таких же обносках, в которые закутаны все вокруг — лежит на голых камнях, отчаянно хватая ртом воздух.
— Ведьма? — женщина, что склонилась над умирающим ребёнком, в ужасе смотрит на меня.
— Тёмная, — злобно шелестит толпа.
— Что она здесь делает?
— Сроду они сюда не заглядывали…
— В лохмотьях… Ведьма-нищенка? Где это видано?
— Ха-ха-ха…
— Тише вы! Не видите — Мири умирает!
— Отравили её, — послышался грубый голос, и все разом притихли — выходит, этот мужчина с каким-то странными, словно янтарными глазами, у них тут за главного. — Я видел, как ей дали что-то. Чужак. Вмешиваться не стал — думал, может и правда пришлый решил дело доброе сделать — подсластить ребёнку жизнь, но… Ошибся.
— У неё губы зеленеют! Это Чума! Нас отравили!
Толпа, вмиг потеряв интерес к тёмной ведьме, схлынула — осталась рыдающая над девочкой женщина, седая старуха с корзиной, полной трав. Она что-то шептала, перетирая в ладонях сухие коренья в пыль, но легче девочке не становилось — худенькое тельце выгнулось дугой, глаза закатились.
— Пропустите!
Опускаюсь на колени в летнюю пыль улицы. Вглядываюсь в бледное, измученное болью и удушьем личико. Губы зеленеют… Что же делать? Я — не лекарь. Зелий нет… Не осознавая, что делаю — выплеснула силу — дыхание стало ровнее, зелень начала уходить и медленно розоветь щёки, но чувствую — этого мало! Руки тянутся к корзине с травами. Хватаю корешки, листья, пахнущие чем-то до боли знакомым, и начинаю скручивать, приговаривая, умоляя дары природы остановить смерть. Пальцы сами складываются — щелчок, и над ними трепещет пламя. Вдыхаю обжигающий, пряный дым и выдыхаю, освободив от ветхой ткани шею девочки.