Выбрать главу

Наша физическая форма, несмотря на постоянное обновление клеток, процессы старения или изменения сознания, остается достаточно устойчивой для того, чтобы мы оставались знакомыми самим себе и окружающим. Можно сказать, что вы – это прошлое или будущее существо, заключенное в ваше неизменное тело. При таком подходе Анита все еще Анита.

Однако я понимаю, что одной физической формы недостаточно для того, чтобы Анита оставалась прежней личностью по мере прогрессирования деменции. Анита – это нечто большее, нежели ее клетки и молекулы, ослабевшие ноги и обвисшие плечи. Она, кроме этого, еще – это и отношения с другими людьми, ее вовлеченность во взаимодействия, взгляд вовне. Такие философы, как Мартин Хайдеггер, полагали, что человеческие существа всегда вступают в отношения с другими людьми и взаимодействуют с объектами окружающего мира. При этом, имелось в виду экзистенциальное взаимодействие, а не топографическое или пространственное. Dasein, «бытие здесь» – так обозначил Хайдеггер сущность человека. Но, по мысли Хайдеггера, это был кивок в сторону экзистенции (существования), бытия в мире, и вовлеченность в него, в противоположность изоляции от него.

Однако Декарт, в противоположность Хайдеггеру, утверждал “Cogito ergo sum” («мыслю, следовательно, существую»). Тело – это просто предмет обладания; при болезни Альцгеймера оно, подчас, становится препятствием. Тела мыслятся, как поле битвы, на котором происходит очищение и управление, контроль и наблюдение, обеспечение безопасности и принуждение, ограничение и исправление. В теле существует тревожная сигнализация и защитные ограждения. Свободное выражение сексуальной чувственности сведены к патологии. Тело надо одевать в легко снимаемую одежду на шнурках и обувать в обувь на липучках, чтобы можно было, как можно скорее, уложить тело в шезлонг или на лежачую каталку.

Однако, переключив фильтр, мы увидим совершенно иную картину: дело не в том, что мы обладаем телами; мы сами – суть тела, то есть мы воплощены в них. Тела, взаимодействующие с миром, вовлечены в его жизнь, внедрены в его ткань. Деменция не уничтожает эту способность. Как писал французский философ Морис Мерло-Понти (1908–1961): «мир – это не то, что я мыслю, это то, что я проживаю».

Или вот история Реймонда. За пять лет до прихода ко мне на прием он явился в пункт скорой помощи с жалобой на какую-то заразу, которая сжирает его плоть (диагноз Реймонд поставил себе сам с помощью интернета). Выяснилось, что у него простое грибковое поражение пальцев ног. Реймонд решил, что эта хворь пройдет сама собой. Однако теперь, когда он стал забывать имена друзей и мог заблудиться по дороге на работу, стали реальностью его худшие страхи. Ему не нужен был интернет для того, чтобы теперь поставить себе диагноз; он понял, что на него надвигается деменция. Как в одной из серий «Коломбо», он знал, кто преступник, еще до того, как распутал весь клубок.

С самого начала я заметила у него страх перед физическим контактом. У Реймонда напрягались плечи и сжимались кулаки даже тогда, когда медицинская сестра просто измеряла ему давление. Позже он уже не мог словами рассказать о жестокостях, преследовавших его в детстве, но рассказывал эту печальную историю, не прибегая к словам. Он сильно и неудержимо задрожал, когда фельдшер попытался его побрить. Жена Реймонда говорила мне, что он кричал от страха всякий раз, когда мимо его дома проходил приходский священник. Раньше он переключал телевизионный канал всегда, когда начиналась религиозная программа (а в то время в Ирландии было много таких программ). В этом новом приходском священнике Реймонд видел священника, которого знал в детстве. Он кричал, чтобы переключить канал.

Реймонд выражал себя все более расплывчатыми образами.

Он выражал себя слезами, которые лились из его глаз, когда родной брат клал руку ему на плечо.

Он был рубцом на грудной клетке, который остался после аортокоронарного шунтирования.

Он выражал себя в том, как подбрасывал на колене внучку.

Он был обветренным на стройплощадках лицом.

Он был нежным объятием, когда любовно обнимал жену.

Он обрел новый язык, который требовал понимания и перевода. Его жесты, привычки и действия были накрепко спаяны с его телом. Его существование было прочно внедрено в физические ощущения, телесные восприятия и взаимодействия.