Выбрать главу

— «Дрим одинокого эльфа». Дивное место.

Поднатужась, Смит опрокинул деревянную лохань, стоящую у порога, так что менестрелю пришлось скоропостижно подпрыгнуть, дабы избежать омовения. И стал ковшиком, прикованным к бочке, черпать дождевую воду, чтобы наполнить лохань заново. Предложил любезно:

— Ноги вымой.

Сам же достал из недр костюма щетку и стал старательно драть ею сапоги.

— Дивная корчма, — повторил эльф, разгибаясь. — Гномы строили.

— А почему… она такая?

— Кривая? — Смит воздел щетку к небу. — Так два придурка тут магическую дуэль учинили. Полгорода снесли. А корчма только покосилась. Правда, зодчий этого не пережил. Ушел под землю от стыда. И теперь только время от времени пропадают в погребах пиво и колбаса. Ну! Поболтать и внутри можно.

И пропихнул Рыся в двери.

Таинственный свет озарял середину залы, таинственные тени таились по углам. В них тоже кто-то прятался.

Смит на подобные мелочи внимания не обратил и направился прямо к стойке. Запустил по выскобленным доскам некрупную серебряную монету. Трактирщик ловко поймал ее и укусил. Полюбовался вмятиной на серебре, обтер о рукав и сныкал под передник.

— Как обычно?

— Только пива два.

Хозяин кивнул и, наполнив, протянул эльфу кружки, оплывающие влажной пеной. Выставил подле миску с чем-то лихо закрученным и щедро посыпанным крупной солью. Взяв заказ, спутники заняли последний пустой угол, и Рысь с облегчением вытянул ноги, поколотые сухим тростником, устилавшим земляной пол корчмы. Но насладиться пивом ему не удалось. Двери громко бамкнули о беленую стену.

— Эля! Или я тебя по стенке размажу! Бокал и блюдечко.

— О Темнейший! — Смит пополз под стол. — Меня здесь нет.

На мгновение из-под столешницы высунулась рука, сгребла кружку и горсть хрустящей закуси и тут же снова исчезла. Рысь остался в гордом одиночестве. И мог вволю разглядывать завернутого в плащ незнакомца, правда, большей частью со спины. Спина внушала.

Был вновь пришедший пониже попаданца-менестреля, зато вдвое шире. Болтались, доставая до лопаток, черные, в тон плаща, нечесаные волосы. Из них торчали эльфийские уши и двуручная рукоять широкого меча, упрятанного в изукрашенные стразами ножны. Плащ незнакомца подозрительно топырился на уровне бедер, отчего-то наводя Рыся на непристойные мысли. А остальное загораживал стол.

— Это кто? — спросил Рысь, нагибаясь.

— Сам Топинамбур Лютый! А теперь молчи…

А вот в трактирщике не было ни страха, ни почтения.

— И бокал, и блюдечко, и ночную вазу! — сварливым голосом возопил он. — А сколько ты мне должен уже — знаешь?! А не пошел бы ты в «Вонючего хорька»? Как раз дыра по тебе. Пустозвон!

Эпитет был несколько более энергичный, но Рысь, будучи интеллигентен, не осмелился бы повторить такое даже про себя.

— Темный и прислужник Темных! — прохрипел Лютый трагически. — Сегодня, когда год прошел с того дня, когда пепел моей возлюбленной, моей ласточки, моей феи Рапсодии унесся к небесам, что я вижу? Только подлую и мелочную неблагодарность! Только забвение веры отцов и презрение к нищему менестрелю. И за этих мерзавцев я кровь проливал! — Топинамбур рванул плащ на груди и разметал руки в стороны, становясь похожим на летучую мышь-переростка.

И тихо заметил:

— Ну, последний раз в долг, а?

— Только ради Рапсодии. Красиво горела.

С вытянутым лицом прошествовал трактирщик к середнему столу, неся в одной руке блюдечко, а в другой стеклянную кружку с каким-то странным пойлом. И не ясно было, то ли он скорбит по погибшей возлюбленной Лютого, то ли по тому, что за эль не будет уплачено.

Топинамбур принял кружку, резко выдохнул и втянул пойло в себя. Обтер рукавом рот. И скорбно замер над блюдечком. Трактирщик даже сочувственно похлопал его по загривку:

— Ну, будет, будет; ей в Заграньих чертогах лучше, чем на нашей грешной земле.

— Я отомщу! — прохрипел Лютый и закашлялся: похоже, эль пошел не в то горло. Хозяин поднял к балкам страдальческий взор:

— А ты знаешь, сколько сейчас стоят услуги мага-краснодеревщика?

— И за этих мерзавцев… я, — Топинамбур грохнул себя кулаком в грудь, — кровь проливал!

Взор трактирщика, сойдясь на нем, разом стал пристальным и жестким:

— Пожалуй, блюдечко тебе лишним будет.

— Отдай! — взревел Топинамбур.