— Меня безмерно удивляют действия директора Дамблдора, — пробормотал Снейп и продолжил громче: — Слишком тонкая получается грань между попустительством, вызванным вашей незаменимостью, Поттер, и наплевательством на вашу же судьбу. Не помешало бы в итоге определиться.
— Я сказал Дамблдору, что не доверяю ему и постараюсь сам справиться.
— Очевидно же, что сами справиться вы не в состоянии! Что за блажь! Будь все иначе, не возникло бы подобной ситуации, и на меня не взвалили бы обязанность по спасению вашей дурной головы. Недоверие ваше вылезло очень не вовремя, Поттер. И не только потому, что месяца слишком мало, чтобы найти способ оставить вас в живых, но и из-за возрождения Темного Лорда.
Придется выбирать чью-то сторону — это Гарри и сам знал. Уже давно и без чужих подсказок.
И выберет. Когда со своими проблемами разберется.
— Вот что, Поттер, — наконец решил Мастер зелий. — Сейчас что-либо делать смысла нет. Время идет к вечеру, и задачу вы поставили… не самую простую. Решать ее самостоятельно, в стенах школы и не расписав предварительно все шаги, просто-напросто не выйдет. Мне нужно время. Завтра отправят по домам всех учеников, кого еще не забрали родители, а мы с вами отправимся в Паучий тупик, в мою лабораторию, чтобы продумать, с чего начать. Сегодня же — возвращайтесь в факультетскую гостиную и отдохните. Считайте, у вас последний выходной перед месяцем изнурительной работы. Попытайтесь настроиться и как следует проветрить голову. Она вам понадобится, Поттер.
Сам профессор, похоже, в отличие от него, отдыхать не собирался — на столе скопилась внушительная стопка книг.
— Сэр, может, мне тоже взять что-нибудь почитать? — предложил Гарри.
Но Снейп только раздраженно отмахнулся — мыслями он уже был в поисках лазеек в законах мироздания, которые могли хоть как-то помочь спасти нерадивого Поттера-горе-самоубивца.
А Гарри все не мог в толк взять, как так вообще возможно: возвращаться в состояние «выходного дня» после всего того, о чем он наслушался тут? Серьезно? После того, что ему — вот не к месту вспомнилось-то — директор в голову вбил за весь день?
Проветрить, значит, голову?
Не думать о Пожирателях Смерти в розовых мантиях с рюшами. Не думать о Пожирателях Смерти в розовых мантиях с рюшами. Не думать о…
Так и о чем он там думает? Правильно. О Пожирателях Смерти в розовых мантиях с рюшами.
И мысли о проклятущем месяце-до-конца-жизни теперь из головы точно никуда не денутся. Спасибо, профессор Снейп, подсобили, как смогли. От всей души.
— Спасибо за помощь, сэр, — сказал Гарри перед тем, как закрыть за собой дверь.
Честно сказал, между прочим, от всего сердца поблагодарил. Даже зная, что ему помогают не из доброты вселенской и не из-за истерик Лили Поттер, а просто потому, что у Снейпа иначе не выйдет.
Выбора у него другого нет.
Ведь эти Поттеры — они как Черная Метка: один раз поставил, и всю жизнь потом расплачивайся.
Народу в слизеринской гостиной было гораздо меньше привычного.
Трясущаяся горстка младшекурсников у камина — хлюпали носами, переговаривались свистящим шепотом и на Гарри только глаза косили, когда думали, что он не замечает.
У окон, за одним из дальних столов, сидела с вязанием Миллисента: вся в бинтах, руки дрожали, петли шли неровные. Крэбб с Гойлом на диване у стены играли в плюй-камни.
Из шестых-седьмых курсов не было вообще никого. Пятикурсники преувеличенно бодро обсуждали сдачу СОВ и предполагаемые баллы.
Негусто получалось, совсем негусто. Больше похоже на гриффиндорцев, у которых, по слухам, большую часть факультета сразу отправили в отделение для особо тяжелых в Святого Мунго. Или на пуффендуйцев — с ними дела были еще хуже.
Но все равно лучше, чем днем, пока все в Большом зале отсиживались. Гарри тогда зашел — на минуту буквально, мантию прихватить — и поразился неестественной тишине. Уж где-где, казалось бы, а в подземельях жизнь всегда била ключом — если знать, куда смотреть и к чему прислушиваться.
В подземельях с пришествием в мир темных сил жизнь должна была и вовсе загореться всеми красками.
— С возвращением, Поттер, — нейтральным тоном произнесла Миллисента, когда Гарри уселся на соседний стул. Глянула на него поверх перекошенного вязания и припечатала: — Мальчик-Который-Выжил-Номер-Два.
И произнесла это так, что сразу стало ясно ее отношение к происходящему.
— Да, Милли, мне очень смешно. Сейчас возьму перо и тоже себе загогулину какую-нибудь на лбу нарисую, — состроил тот постную мину.
— На задницу лучше нарисуй! — рявкнула Миллисента, швырнув спицы и пряжу на стол. — Потому что твои мозги, Гарри, похоже, находятся именно там! Ты хоть представляешь, что мы все чувствовали, когда с твоим полоумным братцем на судейской трибуне столкнулись?