— Но я посмотрю, что можно будет сделать, и, если такая возможность представится, я передвину битву немного южнее. Это будет нелегко, поскольку в этом году все завязано на вас — вам полагается хранить последний ключик к моему слабому месту, — и Барнабас где-то здесь устраивает мой главный лагерь. Мне придется указать ему не то место на карте, а потом сказать, что я ошибся — ну или что-то в этом роде. Но я сделаю все, что смогу.
Амру поднял голову и очень серьезно посмотрел на Дерка.
— Вы — честный человек.
— Ну да, но…
Дерк заерзал на стуле. Резной стул заскрипел.
— И я восхищаюсь вашей честностью, — сказал Амру. — Но я, к печали моей, имею дело с большими деньгами. Вы вовсе не обязаны стараться задаром.
— Ничего-ничего. Я ведь сказал, что попытаюсь, — попробовал отговориться Дерк. — В конце концов, у меня может и не получиться.
— Очень честный, — вздохнул Амру. — Итак, вы сказали, что я могу вам помочь. И чем же?
У Дерка возникло смутное ощущение, что Амру, возможно, даже охотнее помог бы ему, если бы он принял взятку. Дерк подался вперед и объяснил, какое новшество придумал в этом году мистер Чесни. Все вышло куда хуже, чем предполагал Дерк. Стоило ему упомянуть Энскера, как Амру вскинул голову и крепко сжал полные губы. Чем дольше говорил Дерк, тем больше каменело круглое лицо жреца.
— Понимаете, это записано в контракте, — объяснил Дерк. — Я знаю, что контракт писался еще в те времена, когда мы с вами были детьми, но мистер Чесни убежден, что он по-прежнему действует. И никто в этом году не получит платы, если мы не сможем устроить явление бога.
— Никакие деньги этого не стоят, — выпрямившись, сказал Амру. — Воистину, волшебник Дерк, у каждого человека — свой камень преткновения. Вы сказали мне о своем. А теперь наткнулись на мой. За деньги я многое делал для мистера Чесни — но этого я делать не стану. Просто не смогу. Мы не повелеваем богами. Они повелевают нами. И всякая попытка принудить бога к чему бы то ни было — это грех.
«Ну надо же! Он и вправду благочестив!» — подумал Дерк. Он был уверен, что Амру говорит совершенно чистосердечно.
— Я понимаю. Я совершенно с вами согласен, — поспешно произнес он. — Но, быть может, вы бы мне подсказали, как можно было бы подделать…
— Ничего вы не понимаете, волшебник, — перебил его Амру, — иначе и спрашивать бы не стали. Тот, кто знает бога, даже не заговорил бы о подделке. Позвольте, я вам кое-что расскажу. Я не всегда был таким, как сейчас. Когда-то я был худеньким мальчиком, младшим в семье, а семья у нас была небогатая. Мы жили в горах, далеко к югу от этого места. У моего отца было несколько коров, несколько коз и стадо гусей. Мне тогда доверяли только гусей. Понимаете, если бы я потерял гусей, семье еще не пришлось бы голодать. А для того чтобы присматривать за скотом, я, по мнению моих родных, был слишком мал. Как-то раз я погнал своих гусей пастись на один зеленый холм. Я сидел там так же беззаботно, как вы сейчас сидите на этом стуле, не думал ни о чем особенном, немного скучал, и у меня не было никаких честолюбивых мечтаний — ну, самое большее, что когда-нибудь мне доверят коров. И тогда мне явился Энскер. Он предстал передо мною. Он был не дальше, чем я сейчас от вас. И это был бог. В том не могло быть ни малейших сомнений. Но я не смогу вам описать, каково это. Он улыбнулся мне. Он не спросил, как меня зовут. Он не просил что-нибудь сделать для него. Он просто встал передо мной и сказал: «Я — Энскер, твой бог» — и улыбнулся.
Амру смотрел куда-то вдаль, и Дерк заметил, что на глазах у жреца выступили слезы.
— Величие его явления, — помолчав мгновение, добавил Амру, — не покидало меня ни на миг за все годы моего жречества, что бы я ни делал, — и оно пребудет со мной вовеки. Я всегда надеялся, волшебник, что Энскер явится мне снова, но он так и не явился. Так и не явился… Когда я только-только сделался верховным жрецом и начал возносить Энскера над другими богами, я превратил тот холм в его святилище. Я поставил там алтарь. Теперь мне кажется, что я поступил слишком самоуверенно и дерзко. Ведь я тем самым пытался приказать Энскеру снова явиться мне, а это дурно. Он больше не придет ко мне. Я слишком гордый, слишком старый, слишком толстый. Нет, он не придет…
Голос Амру смолк, и жрец остался сидеть, глядя перед собой. По полным щекам катились слезы. Дерку сделалось как-то не по себе. Он сидел и смотрел на жреца, а Амру сидел и смотрел куда-то вдаль, и все это тянулось так долго, что Дерк уже начал подумывать: может, ему просто встать и тихонько удалиться? Но потом Амру вдруг улыбнулся, вытер слезы рукавом своего дорогого одеяния и сказал: