— Мы хорошо заботимся об этих детях, — сказала она военному гостю. — Но мы строги. Их дело — постигать науку служения немецкому народу. Фрау Плюмм, вы тоже свободны.
— Да-да.
Заведующая прачечной вывела свою группу из зала.
— Итак, — сказала фрау Доггель оставшимся детям. — Я, кажется, обещала маленький сюрприз. Он, правда, касается не всех.
— Они совершенно не умеют работать, — громко произнёс вдруг унтерштурмфюрер.
— Что? — меняясь в лице, обернулась обер-эрциер.
— Я говорю про военнопленных, — унтерштурмфюрер перевёл на фрау Доггель взгляд своих ледяных глаз. — Так они ещё полгода будут разбирать эти развалины.
— Ах, вы про этих, что через дорогу!
В голосе фрау Доггель прозвучало облегчение.
— А вы думали я про детей? — усмехнулся унтерштурмфюрер.
— Мы здесь ничего не можем сделать, — затараторила фройлен Зибих. — Можем разве что написать господину коменданту или в stadtdienst…
— Но Бог знает, кого пришлют ещё, — добавила фрау Доггель.
— Ладно, — херр Сломак хлопнул по столу ладонями, — это всё лирика. Они или сдохнут сами, или о них позаботятся другие.
Он достал из нагрудного кармана бумажный прямоугольник, вчитался, играя желваками. Потом поднял глаза на фрау Доггель.
— Здесь написано Дитмар Сойтов и Алекс Грочев.
— Вот! — Фрау Доггель вытолкнула Димку вперёд, к столу. — Это тот, кто вам нужен. Дитмар Сеутов. Не Сойтов. Дикие фамилии, там, наверное, неправильно написано.
Унтерштурмфюрер посмотрел на Димку.
— Дитмар?
— Ja! — крикнул, вытягиваясь, Димка.
— А второй?
Фрай Доггель покашляла.
— Дело в том, херр Сломак, что Алекс Грошев за своё поведение был отправлен в карцер и, согласно инструкции…
— У меня здесь, — оборвал её унтерштурмфюрер, кивая на бумажку, — два имени. Будьте добры предоставить двух мальчиков. Двух.
— Мы можем заменить Грошева другим мальчиком.
На щеках унтерштурмфюрера, как бутоны, расцвели злые, красные пятна.
— Вы думаете, я не знаю… — он, морщась, повёл плечом, словно оно неожиданно выстрелило болью. — Думаете, я могу привести другого мальчика? Должны быть Сеутов и Грочев. Вам понятно, обер-эрциер Доггель? Это не мой запрос. Это запрос сына оберштурмбаннфюрера Ватцке, при котором я временно состою в подчинении. Как только разрешат врачи, тут же отправлюсь на фронт под Молотов. Поэтому мне не интересны ваши проблемы. Вам хватит пяти минут доставить мальчика сюда?
— Да, херр унтерштурмфюрер! Эрика!
— Уже бегу!
Фройлен Зибих, стуча каблуками, вылетела из зала.
За окном прогудел автомобиль, встал задним дощатым бортом к проволочному ограждению, два тощих парня в полицейской форме с натугой спустили вниз сорокалитровый бидон. Заключенные столпились рядом, протягивая мятые миски.
— Их ещё и кормят! — возмущенно фыркнул унтерштурмфюрер.
Вид за окном окончательно утратил его доверие, и он стал разглядывать Димку.
— Ты откуда?
— Поволжье! — ответил Димка.
Отвечать нужно было громко и чётко, как всякому, кто имеет власть спрашивать.
— Сталинград? — прищурился херр Сломак.
— Самара!
— Ненавижу Сталинград.
— Жуткий город, — согласилась фрау Доггель. — Триста тысяч погибших.
Унтерштурмфюрер грохнул по столу кулаком так, что несколько оставшихся мальчишек вздрогнули.
— Но мы разнесли этот чёртов город в пыль! — Ледяные глаза его, казалось, высверливали в Димке дыру. — Мы раскатали его танками Клейста и Гота! Мы пронзили его армиями Паулюса и Зальмута! Он перестал существовать, а на его развалинах мы расстреляли десять тысяч русских ублюдков, не разбирая военные они или гражданские.
— Слава Германии! — выкрикнула фрау Доггель.
Унтерштурмфюрер, успокаиваясь, кивнул.
— Да. Слава Германии. Дитмар, — спросил он, — а ты знаешь Вильгельма Эберта?
— Нет, — мотнул головой Димка.
— Ты врёшь, маленький негодяй, — сказал херр Сломак. — На прошлой неделе ты был у него в помощниках в детском саду.
— Я присматривал за Вилли, — сказал Димка, — никакого Вильгельма Эберта я не знаю.
Унтерштурмфюрер фыркнул.
— Славяне на удивление тупы. Вилли и есть Вильгельм.
Он хотел добавить что-то ещё, но тут, толкнув двери, в зал быстрым шагом вошла фройлен Зибих, ведя за собой мрачного, глядящего исподлобья Лёшку.
— Вот, херр унтерштурмфюрер, — она поставила своего спутника рядом с Димкой, одёрнула сбившуюся майку, — это — Грошев.
Херр Сломак вскинул бровь.
— За что он сидел в карцере?