Так, с коркой во рту Димка и уснул, умудряясь ее посасывать и покусывать даже во сне. Сон был тёмный, неясный, болезненный, всё казалось, будто он растёт, распухает после темпорамы и не может куда-то влезть. Ныли отпавшие, несуществующие уже пальцы. Сквозь сон слышался голос фройлен Зибих, но что она хотела, выяснить было невозможно. Шуршали шаги, негромкие голоса объявляли перекличку, потом кто-то сказал: "Димка, Димка", но его сердито окрикнули, спине, плечам и ногам сделалось теплее, ещё теплее, пока не стало совсем хорошо.
Одеял навалили, подумал Димка и уснул уже окончательно.
- Ditmar!
И тут же злая рука, тряся, вырвала Димку из объятий сна.
Он закашлял, сжимаясь под одеялами. В груди появилась режущая боль.
- Ditmar!
Рука нашла плечо и, сжав, потянула его наружу.
- Genug jetzt, - простонал Димка.
- Sofort!
Фройлен Зибих, проявившись, хлопнула мальчишку по спине.
- Помогите ему, - сказала она. - Иначе утренняя поверка не состоится.
Приютские, набежав, спустили Димку на пол.
- Держись, - шепнул ему кто-то.
- Сейчас уже утро? - спросил Димка.
- Да.
Мальчишки заняли свои места, выстроились в две шеренги у коек, задрали вверх подбородки. Димка сделал то же самое, щурясь на электрический свет. Серые майки. Синие трусики.
- Also, zweiundzwanzig sekunden.
Фройлен Зибих остановилась в проходе. В руках у нее были секундомер и папка.
Вместо Лёшки рядом, плечом в плечо, стоял Олежка Змиев, дышал с присвистом. Под глазами у Олежки темнели круги.
- Хочешь? - спросил он Димку, скрытно показывая кусок хлеба.
- Потом.
- Перекличка! - объявила фройлен Зибих и пошла по проходу в конец палаты.
На каждом ее шаге дети выкрикивали свои фамилии.
- Алыкаев!
- Филиппов!
- Волков!
- Шмерц!
- Извицкий!
Госпожа эрциер кивала с самодовольным видом. Вот что значит выучка! Вот что значит грамотный подход! Даже от глупых, не способных к порядку русских детей при должном упорстве можно добиться результата.
- Новгородцев!
- Стоп! - сказала фройлен Зибих, и Димка, уже готовившийся выкрикнуть свою фамилию, так и остался стоять с открытым ртом.
- У нас - свободная койка, - сказала она, глядя на него своими круглыми зелёными, ничего не выражающими глазами. - Ты спишь наверху?
Димка промолчал.
- Antworte mir! - потребовала фройлен Зибих.
Она ударила папкой мальчишку по голове.
- А Лёшка? - стараясь не разреветься, спросил Димка.
- Was?
- Лёшка точно умер?
- Да! И это было потому, что он был плохой ребёнок! Непослушный. Ты тоже. Когда вы пойдёте сдавать кровь, я скажу, чтобы из тебя её выкачали всю специально. Хоть так послужишь Германии.
- Не надо.
- Warum? (Почему?)
Фройлен Зибих выдернула Димку в проход и несколько раз, чтобы всем было видно, повернулась вместе с ним в одну и в другую сторону.
- Посмотрите! - она подняла Димкину руку. - Вот что ваш приятель с собой сотворил! Siehe! Разожми!
После секундной борьбы Димке пришлось растопырить пальцы.
- Считаем все вместе! Erster, zweiter, dritter. Alle! Сколько?
- Три, - нестройно ответили приютские.
- Правильно, - сказала фройлен Зибих. - А их должно быть пять! Куда же Дитмар дел ещё два пальца? А он...
Она вдруг замолчала, и лицо её с маленьким, злым подбородком сделалось жалким и непонимающим. Приглушённая стенами, на улице басовито взревела сирена, и где-то неподалёку тут же заработала зенитная установка. Тух-тух-тух-тух!
- Was ist das? - вздрогнув, прошептала фройлен Зибих.
- Кажется, воздушный налёт, - сказал Олежка Змиев.
Фройлен Зибих побледнела.
- Bleiben sie, wo sie sind! (Оставайтесь на месте!)
Она двинулась к лестнице. Каблуки её туфель выбили звонкую дробь из ступенек. Все мальчишки, не сговариваясь, сбились теснее и запрокинули головы к высоким окнам. Словно подгадав, над крышей приюта пронёсся стремительный, крылатый силуэт.
- Это же наши, - тихо произнёс кто-то.
Димка сглотнул неожиданно вспухший в горле ком.
- К-ха... как наши?
- Со звёздами.
Приютские запереглядывались. Глаза каждого поблёскивали неуверенной, невозможной надеждой. А дальше они уже кричали, прыгали, обнимались друг с другом, обессиленно валились на пол, на койки и снова вставали. Полетели вверх снятые майки, потом кто-то подкинул подушку, и после некоторой паузы, необходимой, чтобы переварить такое вызывающе-наглое нарушение порядка, подушки взмыли уже целым десятком.
- Наши!
Звякали и качались задетые абажуры.
- Ура! Ура! Бомби их!
- Чтобы все сдохли!
- Бей их!
Наверное, мальчишек не остановило бы даже появление разъярённого Олафа на пороге палаты. Но Олаф, скорее всего, прятался сейчас в подвале вместе с остальными воспитателями. Возможно, воспитатели в страхе забились в камеры. Вот бы их там и запереть!
- Бей! - сипел Димка сквозь боль в груди.
Здание вздрагивало, но бомбы ложились далеко, где-то на окраине. Приютские гадали, куда целят бомбардировщики. По укреплениям или по складам? Зенитная установка заходилась в кашле. Тух-тух-тух-тух! Сирена гудела, не переставая.
- Надо бежать! - крикнул кто-то.
- Куда?
- К нашим!
Над "Химсдорфом" на бреющем пролетел самолёт, рядом что-то свистнуло, негромко грохнуло раз, другой, из окон брызнуло стекло, посыпалось дождём. Все отбежали от осколков. В небе плыл чёрный дым.
- Зенитка, - сказал Колька Филиппов, - слышите? Накрыли!
Действительно, "тух-тух-тух" больше не раздавалось.
- Ура!
- Надо в лес, в лес!
Мальчишки стали одеваться. Радостное волнение било в пятки, вертело, крутило, звенело в воздухе криками и смехом. Понятно же, там, где воздушный налёт, там и наступление. Скорое наступление! Хватит, пора и фашистам бежать к себе в Германию!
- Димка! - Олежка Змиев заметил, что Димка согнулся и кашляет. - Ты что?
- Я сейчас, - сказал Димка.
- А пальцы болят?
- Нет.
Мальчишки выскакивали мимо них в двери.
- Куртка твоя.
Олежка сунул в руки Димке тёмный ком.
- Давай, одевайся. Мы все бежим!
Димка кивнул.
- Надо только через холм.
- Ясен перец! Не через город же! Всё, мы это... Ты не медли.
Палата опустела моментально. Сирена выла. Взрывы теперь слышались на севере, и Димка, натягивая штаны, подумал, что музей, наверное, тоже бомбят. Его знобило. В голове, между глаз, пульсировала боль. Он застегнул куртку и занялся ботинками, сев на Лёшкину койку. Одно крыло бабочки, второе. Второе... На мгновение Димке сделалось так обидно, что на глаза навернулись слёзы, а пальцы выпустили шнурки. Лёшки нет! Лёшки уже нет! Умер! Ещё бы день, всего один день. Сейчас бы вместе как рванули к партизанам! Стали бы разведчиками. Лучшими в отряде. Лёшка-то точно.
Димка размазал слёзы по щеке.
Это всё-таки унтерштурмфюрер-урод его треснул. В "хорьхе", в лоб. Сволочь! Лёшка ему вообще ничего не сделал.
Он спустился по ступенькам вниз и прошёл мимо регистрационной стойки к распахнутым настежь входным дверям.
- Куда?
Фрау Доггель, держась за стену, выглядывала из коридора, ведущего в подвал. Глаза у неё были злые и испуганные, а щека и подбородок - в побелке.
- Zurück!
Димка улыбнулся.
- Наши бомбят.
- Halt! - задушено крикнула обер-эрциер, но за Димкой не побежала.
Сирена просто надрывалась.
Димка спустился с крыльца и задрал голову в небо. Там, в вышине, среди облаков распускались дымные цветы разрывов. Улица была пуста. Над развалинами напротив приюта висело пыльное облако, а ограды не существовало.
- Димка! - выглянул из-за кучи битого кирпича Олежка Змиев. - Давай живее!