- Идите без меня! - крикнул Димка.
- А ты?
- Я Лёшке обещал.
По качающемуся, стремящемуся вывернуться из-под ног тротуару он побрёл в центр города. Голова болела всё сильнее. Мёрзла кисть искалеченной руки. Город жил затишьем. Налёт то ли окончился, то ли взял передышку.
Димка прошёл мимо врезавшегося с столб мотоцикла с коляской, но мотоциклиста, скорчившегося на руле или рядом, не увидел. Где-то за домами истошно гудел клаксон и доносилась немецкая речь. Из лишившихся стёкол окон выглядывал мужчина. Дальше Димка едва не наступил на мёртвую женщину - она лежала, схватившись за сдёрнутую с головы косынку. Пол-черепа у неё срезало вместе с волосами.
Убитые немцы тоже были. Одного накрыло на углу, груда штукатурки и досок похоронила его, оставив торчать штанину в сапоге. Ещё двое, безголовый и безрукий, лежали на земле у разбитой зенитной установки. Через два десятка шагов обнаружился сидящий на тротуаре полицай. Он был неподвижен, но что-то в нём булькало, вытекая липкой лужицей. В конце другой улицы дымил грузовой автомобиль, и там суетливо копошились фигурки в серой форме, вынося то ли убитых, то ли раненых из расколотого, как орех, здания.
Димка готов был и сам умереть под бомбой лишь бы всех фашистов размололо в мелкую пыль. Чтобы ни следа, ни напоминания. Только женщину с косынкой было жалко.
Его никто не останавливал.
Он шёл и шёл, огибая воронки и обвалы, перелез через вывороченное взрывом дерево, вышел на площадь, где с пожарной машины заливали водой горящее здание и из дверей в двери бегали немецкие офицеры, и свернул в переулок. Там Димка передохнул, собираясь с силами.
Впрочем, возможно, он на какое-то время просто отключился, потому что свет вдруг погас, а потом также неожиданно включился.
Кафе-мороженое, куда всё хотел попасть Максимиллиан, уцелело. Но тротуар перед ним был усыпан стеклом, а красивая полосатая, красно-белая маркиза висела на одном кронштейне. Музею через улицу досталось куда больше. Широкие ступеньки были разбиты, несколько тележек-жаровен раскидало взрывом, у статуи Гитлера отсутствовала вздернутая в приветствии рука, а часть колонн закоптилась.
Двери музея были распахнуты настежь. Сквозь крышу пробивался густой чёрный дым. Только не понятно было, в какой павильон попало. Может, каждому досталось?
Димка подождал, пока проедут несколько грузовиков с солдатами и гусеничный тягач с пушкой. Ноги так и норовили подломиться, а в голове постукивали звонкие молоточки.
- Всё равно, - упрямо прошептал Димка.
Он двинулся к дверям.
В музее было безлюдно. Портрет фюрера, которому читала стихи девочка, украшала огромная, на пол-лица, подпалина. Одна из больших люстр упала, разбрызгав хрусталь и стекло по полу, накренившись, как корабль в бурю. Где-то в глубине здания звенело железо - бам-бам, словно рельсу качало ветром, и она сталкивалась с такой же рельсой.
Первый зал был в относительном порядке. Серьёзно пострадала лишь экспозиция с зависшим в воздухе охотником, приняв на себя выбитую взрывом дверную створку. Охотник лежал на боку, и топорище его доисторического топора белело гипсовым сколом.
Второй зал получил сполна. Авиабомба проломила крышу и взорвалась внутри, превратив достижения немецкой промышленности и сельского хозяйства в мусор и пыль и вызвав локальный пожар. Здесь было дымно и жарко, железо звякало всё ближе. Пройдя дальше, Димка нашёл источник звука - повисшая на проводах балка била в днище искорёженного, перевёрнутого "мерседеса". Бам. Бам.
Мальчишка закашлялся.
На входе в третий зал лежали три мертвеца - усатый пожилой мужчина в куртке и ватных штанах и два немца - гауптман и ефрейтор. Их отволокли к стене и накрыли шторой, но штора сползла.
Димка по очереди перешагнул их и остановился.
Темпорам не было! То есть, постаменты и барьеры имелись в наличии, но перламутровые, переливающиеся коконы над ними не тянули вверх горбы застывшего, схваченного времени.
- Как же... - произнёс Димка, качнувшись вперёд.
Он шёл сюда ради Лёшки, ради того, чтобы попытаться воплотить в жизнь его идею и перехватить осколок на темпораме номер пять. Димка не знал ещё, как он это сделает, но твёрдо решил, что будет стараться изо всех сил. Пусть он не верил, что от этого что-то изменится, попробовать всё равно стоило. Ведь авианалёт случился так удачно!
И вот...
Димка заплакал и пошёл по проходу между темпорамами, углубляясь в темноту, едва расцвеченную дырами в крыше. Почему он не пошёл обратно, сказать он бы не смог. Перед Лёшкой было стыдно.
Погасшие темпорамы бугрились непонятными катушками, цилиндрами и воняли оплавленной проводкой. Впереди вдруг звякнуло, у дальней стены вспыхнула лампа, и Димка спрятался за подвернувшийся выступ.
У "тевтобургской" темпорамы перед ямой в полу с поднятой закрывающей её решёткой вытягивалась худая тень. В яме что-то звякало и вздыхало.
- Frederick, - услышал Димка голос старика-распорядителя, - bist du bald? (ты скоро?)
- Verbinde generator, herr Holmer (Подключаю генератор, господин Хольмер), - ответили ему снизу.
Старик подождал с десяток секунд и нетерпеливо наклонился снова.
- Verbunden?
- Ja.
В омертвелой пустоте зала голоса были слышны отчётливо.
Из ямы пыхнуло светом, потом оттуда вылез мужчина и, вытирая руки, пошёл к незаметной двери в стене.
- Jetzt mache, - сказал он, пропадая.
Старик-распорядитель с кряхтением опустил решётку, закрывая отверстие.
- Blöde bombardierung! Woher kommt das russische flugzeug? (Дурацкая бомбежка! Откуда здесь русские самолеты?) - сокрушённо покачал он головой.
Раздался знакомый стрёкот. "Тевтобургскую" темпораму охватило голубоватое свечение, где-то внутри неё всё с большей скоростью, посвистывая, принялись раскручиваться магниты, проращивая из возвышения горб электромагнитного поля.
- Oh, - сказал старик-распорядитель, - Gott sei dank! (Слава Богу!)
Его напарник появился в двери.
- Arbeiten? - спросил он.
- Ja. Schließen noch ungerade module. (Да. Подключи пока нечётные модули).
- Alles? (Все?)
- Natürlich.
Напарник опять пропал. Старик завозился с панелью у подножия постамента, кокон темпорамы подрос, сравнявшись с верхней смотровой площадкой.
Димка, наблюдая, тискал руку. Ладонь под синеватыми рубцами в окружении шелушащейся кожи покалывало, будто иглой.
- Neunte und siebte! (Девятая и седьмая!) - крикнул Фредерик.
Постамент, к которому приник Димка, дрогнул, внутри него засвистело, заискрило, коротко пыхнул и рассеялся в воздухе сизый дымок. Кокон темпорамы, оплетённый электрическими разрядами, с натугой поднялся вверх.
- Gut! - крикнул старик.
Волосы на голове у Димки встали торчком. Он отступил, едва не сбив ограничительный барьер. По темпораме побежали разводы. Застрекотало. Пол вокруг слабо осветился, отражая идущее сверху сияние.
Это какая? Димка остановил на темпораме взгляд и через мгновение, рывком, как и раньше, оказался наблюдателем застывшего во времени артиллерийского расчёта, существовать которому осталось не дольше секунды.
Пятая! "Бой в июне"!
Димка едва не закричал от радости. Перед ощущением близкой удачи отступили и головная боль, и боль в руке и в груди. Только внутри всё затряслось, будто и его незнакомый Фредерик незаметно подключил к генератору. Ура. Но тише, тише. Димка переступил, выбирая лучшее место.
Ах, осколок был слишком высоко! Но разве это может остановить советского мальчишку? Димка побежал к соседней, тёмной ещё, темпораме и, стараясь не шуметь, потащил от неё барьер к намеченной точке.
- Fünfte und dritte! (Пятая и третья!) - кажется, объявил Фредерик.
Но Димка не особенно вслушивался. Он раздобыл ещё четыре барьера и соорудил из них и из тех барьеров, что были в наличии, приступку. Сооружение получилось шаткое, не слишком высокое и потрескивало, стоило на него поставить ногу. Свалиться - раз плюнуть.