Она знала Влада очень долго, и слава Деннице, он не был обычным человеком, — а это значило, что им предстояло работать вместе еще годами. Для Анны, до Исхода постоянно менявшей обстановку, чтобы не обнаружить в себе вампира, это было что-то новое — и очень ценное.
С Владом, всегда наглым, но искренним, ей было легче говорить правду.
— Каждый находит свои способы отдыхать и развлекаться, — напомнил он. — Даже если на тебя не действует алкоголь, можешь найти что-нибудь другое. Танцы, разговоры… Или тихое уединение снаружи, это тоже неплохо. Ян вон тоже почти не пьет, — Влад улыбнулся, когда заговорил о напарнике. — Вы с ним даже похожи, поэтому я понимаю, что иногда проще принести кофе — или шоколад — и оставить в покое.
— Ох, точно, спасибо! — спохватилась она, кивнув на стаканчик, который бережно держала в руках. Анна как-то забыла его поблагодарить за то, что Влад подумал о ней, и теперь ей стало стыдно.
— Да без проблем, — ухмыльнулся он. — Я пойду… если ты не против.
Анна кивнула. Конечно, она понимала: Владу нравилось движение, в нем было столько энергии, словно он хоть сейчас готов броситься в битву. И это была не мертвенно-холодная, всеобъемлющая вампирская сила, способная гнуть металл. Нечто яркое и неудержимое, как песчаная буря. И она снова ощутила жгучую зависть, но смогла ее сдержать. Успокоиться.
Добравшись до небольшой аллеи на выходе из дворика, Анна села на скамейку. Смела несколько сухих желтых листьев рядом, устроилась удобнее, вытянула ноги и отхлебнула еще шоколада… Тепло разливалось внутри, непривычное для мертвого вампира. Анна посмотрела на небольшое здание офиса; в окнах ярко горел свет, мелькали тени.
Влад был прав: ей не нужно заставлять себя веселиться, если ей чуждо это — хмель и дикие танцы. Самайн был праздником ведьм и той нечисти, что любила повеселиться — какими бы ни были его корни, теперь все превратилось в карнавал. Но вампиры…
Конечно, это не значило, что Анна собиралась спрятаться в гроб. Однако она почувствовала облегчение, когда поняла, что коллеги не в обиде за нее за то, что она не такая, как они. Анна всегда была одна. Ей нужно было привыкнуть.
Но пока у нее было свободное время, ночь и вкусный горячий шоколад — и Анна знала, что ее коллеги тоже наслаждаются жизнью. А этого уже достаточно было, чтобы почувствовать себя счастливой.
========== 11. руда ==========
Цвет у засохшей крови рыжий, рудяной, немного ржавый.
И запах — железный и тяжелый.
Анна не любила жестокие дела, потому что или много крови лили из злости, и яркие эмоции потом отпечатывались на ней, завязшие в изнанке, или преступление совершала обезумевшая дикая нечисть, которой удовольствие доставляло рвать кого-то беспомощного когтями и зубами. В обоих случаях — ничего приятного. Но Анна не могла выбирать, что ей расследовать.
Обычно, когда она приезжала на вызов, кровавые, уже подсохшие пятна на асфальте или на полу казались ей слишком знакомыми, невыносимыми. Она еще помнила, как трудно смывать кровь с рук, промывать углубления у ногтей, стесывать прилипшие сухие чешуйки, если нет воды… Когда тебя опьяняет жажда, ты напрочь забываешь обо всем, перестаешь притворяться хоть сколько-то человеком и замечать, что руки твои испачканы по локоть. Мысли смещаются, думать не выходит.
Или — еще хуже! — это когда на твоих руках остается кровь того, кого ты пыталась спасти.
Анна много раз это проходила. На войне люди умирали, а у нее совести не хватало обращать многих, потому что она боялась создать чудовищ, которые принесут миру еще больше зла — и уж точно не могла сделать это против воли солдат, как когда-то с ней поступила бессердечная графиня.
Сегодня на ее руках умерла девочка, совсем юная магичка, которая должна была страховать захват одной группировки. Готовили операцию долго, и Ирма их всех наставляла, так что каждый четко знал свои позиции, но все равно всегда что-то шло не так. И Анна проклинала себя: должна была увидеть, закрыть собой, спасти… Саша вскрикнула, схватилась за бок и упала — так быстро, что Анна не успела глазам своим поверить. Но почувствовала густой запах крови.
Когда Анна справилась с бандитами, было уже поздно. Она вырубила обоих, догадываясь, что те попытались прорваться магией телепортации, но их откинуло барьером, накрывшим улицу, как раз на группу поддержки. В идеальном мире их должно было изрубить на мелкие кусочки охранным заклинанием, но они умудрились его проскочить — просто чудом, другие могли только мечтать о подобном везении.
И поэтому Саша, захлебываясь кровью, умирала у Анны на руках. Помощь спешила к ним, но было слишком поздно. Лечебные амулеты, которые Анна попыталась приложить, не справлялись, раны были серьезные. На глазах стягивались и расходились снова.
Ей становилось дурно от крови, и Анна старалась отворачиваться. Возможно, Саше казалось, что Анна не хочет показывать слезы, но вампирша давно уже разучилась плакать.
Потом ей сказали, что пули были зачарованные, а потому вампира бы серьезно ранили. Пусть не убили бы, но надолго вырубили бы, нужно было много восстанавливаться… Пока маги говорили ей это, Анна стояла и молчала. Лучше бы она провела без сознания много месяцев, чем погиб кто-то из ее коллег. Но она почему-то не отважилась грубить колдунам; ей вообще не хотелось говорить.
Она проработала с Сашей едва ли несколько месяцев, поэтому знала ее не так хорошо, как Тину и ее подчиненных или Яна с Владом, с которыми они вместе начинали, или еще одного оперативника, Дмитрия Палатова, которого когда-то ставили с Анной, но потом он ушел больше в бумажную работу, или даже их стажера Александра Ивлина, который вообще-то уже был не стажером, а полноправным рядовым Инквизиции Санкт-Петербурга… Потеря любого из этих людей и нелюдей показалась бы Анне сродни крушению мира, но она не успела так же крепко привязаться к милой магичке, только-только выпустившейся из академии и готовой верой и правдой защищать покой города — прямо как в рекламе писали…
Анна попыталась вспомнить те времена, когда она подрабатывала медсестрой на фронте — да, у нее не было образования, но обычный вампир куда больше знал о человеческом здоровье, чем многие врачи тогда. Она часто теряла пациентов, потому на войне умирали все, а кто не умирал — те были бессмертны, как и Анна, и они в ужасе наблюдала за этой мясорубкой, не способные ничего изменить… Да и у Петербургской Инквизиции случались сложные годы, особенно в начале, когда отделение только создали. Религиозные фанатики перебивали нечисть в Петербурге, а в Инквизицию издавна, с самой реформации ее, шли те, кого ей полагалось ловить…
Наверное, Анна слишком привыкла к спокойным мирным временам. Хотя видела смерть чуть ли не каждый день, работая в поле, верила, что ее знакомые ограждены…
— Анна, у тебя все хорошо? — позвал ее Ян.
Он казался непривычно встрепанным — потому что не сторожил в стороне, а занимался захватом. Анна слышала, что там была стрельба, — и не по разговорам других инквизиторов, которые окружили ее и отвели от тела Саши, съежившегося на земле. Нет, грохот перестрелки Анна уловила вампирским слухом и отчасти готова была поверить, что кто-то еще пострадал.
Слава Деннице, Ян был цел и невредим.
— У тебя кровь, — сказал он. Анна поглядела на свои руки, покрытые подсохшей кровью Саши, на новую бежевую рубашку, на которой выделялось темное пятно…
Возможно, Ян напрягался, потому что окровавленный вампир — это не то, что вы хотите видеть после сложного задержания, но Анна лишь грустно улыбнулась и покачала головой:
— Нет, я просто… не думала, что все так случится. Очень быстро. Люди слишком хрупкие… Я рада, — кашлянула она, — что с тобой все в порядке.
— Не хочешь доехать до офиса с нами? — неловко предложил Ян. Он поискал взглядом напарника, но они оба достаточно знали простого и нахального Влада, чтобы понимать: он не будет против подвезти Анну.