За трапезой, приготовленной будто бы на два десятка человек, Виктор яростно пожирал блюдо за блюдом, переключив, по всей видимости, одну свою зависимость на другую. Слуги едва поспевали убирать за ним. Наконец, насытившись, он откинулся на лежанку с кубком вина в руке и велел всем убираться вон. Наскоро очистив стол, слуги удалились, и мы вновь оказались наедине. Начиналась весна, и в триклиний пробивались теплые солнечные лучи, но двери и окна, ведущие в сад, оставались закрытыми, препятствуя холодному ветру. В отличие от открытого триклиния в северной части виллы, в котором Виктор обычно наблюдал за ходом небесных тел, этот был совсем небольшим и изолированным от остального дома. К нему вели два крытый коридора, один — для слуг, и другой — для гостей, и со всех сторон расстилался буйнорастущий сад, какие обычно любил брат.
— Знаешь, я приказал разрушить место своего привычного обитания. Эта дыра в потолке меня в итоге совсем доконала.
— Отчего же?
— Я так долго вглядывался в небесную бездну, что моё юношеское чувство бессмертия наконец покинуло меня. Помнишь, как мы однажды говорили об этом? Я называл все дела наши несущественными и сиюминутными, пока не осознал, что сам я такая же песчинка в этой бесконечности. И мне стало страшно. Я подумал: «На что же я трачу свою жизнь?».
— Это, безусловно, очень интересно, но не мог бы ты перейти к сути. Ты ведь не намерен в очередной раз рассказать мне о смысле бытия?
Я ожидал вспышки гнева, какие обычно происходили с братом, стоило вклиниться в его монологи о жизни, но на этот раз он будто этого и не заметил. Он выглядел скорее потерянным и обессиленным, как будто мысли в его голове никак не желали приходить в порядок.
— Право, не лучшее сейчас время для разговоров, но другого выхода нет. Голова у меня уже третий день раскалывается, и, чувствую, завтра лучше не будет.
— Это ведь идея отца, отдать меня Августину как залог?
— Скорее, это требование самого Цикуты.
— Вот как?
— Наверняка инквизитор уже рассказал тебе о том, для чего дом Кемман поддерживает его. Впрочем, рано или поздно ты бы все равно узнал об этом. К счастью, это произошло тогда, когда нужно, иначе бы Цикута мог и не совладать с армией бедолаги Гордиана, решив держать осаду, забившись в свою нору. Однако теперь это уже не важно.
— Отец так жаждет примерить золотой венок?
— О нет, трон он уготовил своему любимому сыну. Я думаю, ты знаешь, о ком идет речь.
— У Фирмоса и вправду больше прав на этот трон, не зря же отец женился на племяннице покойного императора.
— Этот болван Цикута, должен был занять место Великого магистра, тем более что у него была поддержка совета приоров. А теперь, когда все они мертвы, он настроил против себя не только Церковь, но и всех тех, кто прежде выступал против Калокира, устроившего бойню в Клемносе. Тупой фанатик.
— И ты думал, будто я в курсе всех его планов? Единственное, о чем мне удалось узнать — это о намерениях отца, и то лишь тогда, когда всё уже свершилось. Скажу лишь одно: надеяться на то, что Цикута выполнит уговор, пустая затея, потому как даже за всё золото мира не будет он верен никому кроме ордена и бога.
— Отец…
— Отцу придется подавиться. Эта кость в его глотку не пролезет.
— Однако так резок ты стал. Сложно тебя нынче узнать.
— Тебя тоже.
— А как же семья? Ты теперь возжелаешь на вольные хлеба уйти, когда всё стало известно?
— Вовсе нет. Если за содеянное Цикуту не отправят на костер и не сорвут все регалии, по крайней мере одному человеку из нашей семьи он поможет возвыситься. Конечно, это будет не Фирмос и не отец, но всё же.
Виктор сидел, раздумывая над чем-то, и старательно жевал нижнюю губу. Вряд ли он поверил моим словам, скорее, они стали для него надеждой на утешительный приз. Отец будет в ярости, и с этим ничего не поделаешь, и в полной мере за этот промах он спросит именно с Виктора, который вовремя не вмешался и не остановил бойню. А ещё, по всей видимости, он просто не знал, что предпринять, и во взгляде его будто бы читалось: «Давай же, скажи что-нибудь!». Как поступить с тем, кто пренебрег всеми договоренностями, получив при этом всю затребованную помощь, не отдав ничего взамен? Ответ слишком очевиден. Но возможно ли как-то исправить ситуацию?
— Я поговорю с ним и попробую решить дело миром.
— В противном случае его придется устранить, потому как другого шанса уже не будет. Жаль только затраченное время и средства.
— Августин — слишком опасная фигура, и им нельзя управлять.
— Поэтому у отца есть запасной план.
— И в чём он заключается?
— К сожалению, меня он в него решил не посвящать. Видимо ожидал этого промаха, хотя и надеялся на лучшее.
— Вполне в его духе.
— У тебя будет день в запасе. После этого я сообщу обо всём отцу.
— Большего я и не прошу.
На этой невеселой ноте мы и распрощались. Впервые за всё время, сколько я знал Виктора, он снизошел до того, чтобы проводить меня и обнять напоследок. Впервые глаза его были чисты от дурмана. Естественно, я понимал, что это ненадолго, и рано или поздно ему захочется вернуться в безоблачный мир грёз. Но я был рад и такой малости. Однако радость эта длилась недолго, поскольку разум мой вскоре оказался целиком и полностью занят предстоящим разговором с Цикутой. Был ли у меня шанс изменить хоть что-нибудь? Навряд ли. Но попытаться всё же стоило.
Глава 18
Великий магистр ордена избирается сроком на пять лет на большом совете. Решение о снятии полномочий также принимает совет или же сам император.
Из Устава ордена Антартеса.
Город гудел как разворошенный улей. В отсутствие императора всю полноту власти принял сенат, который, однако же, ничего не мог поделать с разбушевавшимся инквизитором. Не мог, потому как дела церкви и ордена мог регламентировать только сам император. В ордене же царил полнейший хаос, и справиться со своими внутренними делами он уже не мог, поскольку Великий инквизитор, преставившийся в самом начале войны с Ахвилеей, так и не был выбран, а единственный инквизитор первого ранга преподобный Варфоломей сейчас был далеко на вражеской территории, занимаясь своими прямыми обязанностями. Великий магистр мертв, Великий маршал убит, малый совет отправился на костёр, как и совет приоров. Соответственно, унять Цикуту до тех пор, пока император хотя бы узнает о случившемся, будет некому.
Остатки гвардии, вигилы и местное ополчение на всякий случай были приведены в военное положение, опасаясь уже любых действий со стороны Августина, воины которого теперь полностью контролировали капитул Стафероса. Мне же без всяческих происшествий удалось проникнуть внутрь, вызвав лишь пару внимательных взглядов стражи. Невольно подняв голову, я заметил обгоревший и обрушившийся шпиль цитадели, к ремонту которого так и не приступили, успев убрать только обломки и мусор, оставшиеся от пожара. По всей видимости его восстановлением теперь займутся не раньше, чем определится новый глава ордена.
Во внутренних покоях всё по-прежнему, несмотря на прошедшие перестановки. Только количество вооруженных людей увеличилось. Не успел я сделать и двух шагов, как наперерез мне бросился брат Экер, позади которого маячили еще несколько фигур моих бывших коллег.
— Брат Маркус!
Меньше всего мне сейчас хотелось это испещрённое прыщами лицо, но Экер, моментально преодолев разделяющее нас расстояние, вцепился в меня как клещ.
— Они брата Игнатия и брата Вита схватили, и увели в подвалы!
Я смутно помнил этих двоих, такие же младшие члены кабинета, занимающиеся мелкой работой и выполняющие поручения старших наставников. Только им, в отличие от светских братьев, должных приобщиться к делу ордена и быстренько отправиться покорять вершины карьерной лестницы, в силу своего происхождения путь наверх был практически закрыт. И Игнатий и Вит уже разменяли вторую дюжину лет, пребывая при этом еще и в роли прислуги у высокопоставленных братьев кабинета. В общем, до жизней их мне не было никакого дела, однако Экер выглядел очень испуганным.