Иван знал псалом наизусть, но раскрытая Библия придавала ему более кроткий, смиренный вид и должна была показать ведьме, что он не ищет ее крови. В том, что Пелагея колдунья, монах не сомневался: он чувствовал волну магической энергии, идущую к толпе от дома. Как не сомневался он и в том, что сумеет справиться со старухой. Иван прекрасно знал свои возможности и понимал, что одолеет и десяток таких вот Пелагей. Хоть сразу, хоть по очереди.
— Однажды сказал Бог, и дважды слышал я это, что сила у Бога, И у Тебя, Господи, милость; ибо Ты воздаешь каждому по делам его.
Очередной шаг дался с большим трудом. Воздух на пути проповедника стал вязким, подобно трясине обволакивал ноги, стремясь не допустить монаха к дому ведьмы.
— Нет тебе дороги сюда, человек!
Громовой голос, прокатившийся над деревней, услышал только Иван. Услышал и усмехнулся.
— Уж не ты ли преградишь мне путь?
— А если я?
— А силенок хватит?
Серьезного сопротивления Пелагея оказать не могла, но дров наломать — вполне, а потому Иван спокойно и веско дал старухе понять, кто контролирует ситуацию. Что могла противопоставить ему простая деревенская баба? Мощный удар скрутил ее невнятные заклинания и унес, как злой осенний ветер уносит желтые листья. Следующий удар закупорил магическую энергию внутри старухи, а затем осторожно, очень осторожно, развеял ее в дым, лишая Пелагею силы.
Иван перевел невозмутимый взгляд на раскрытую Библию:
— Перестань гневаться и оставь ярость; не ревнуй до того, чтобы делать зло.
Ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю.[2]
— Он посмотрел на старуху. — Видишь, Пелагея, несмотря на все зло, что ты причинила этим людям, я стремлюсь сдерживать свой гнев, ибо верю в раскаяние твое. Ты еще можешь вернуться на указанный Им путь.
Ведьма вздрогнула, отвела глаза и хмуро проворчала:
— Ты хорошо спрятал свою силу, монах. Я не почуяла.
— А ты и не должна была, — жестко ответил Иван.
— Зачем ты пришел? Я живу здесь всю жизнь, я знаю этих мужиков с тех времен, когда они бегали на реку сопливыми пацанами. Это моя земля и мое дело.
— Меня позвали, — объяснил проповедник. — Позвали, потому что ты забыла, что живешь на этой земле, а не правишь ею. Потому что ты забыла, что с силой твоей мы мириться будем только до тех пор, пока она не употребится во зло.
— А не боишься, что на тебя управа найдется?
— Ты не раскаялась?
— Мне просто интересно, — с осторожной дипломатичностью ответила старуха. — Ты же понимаешь, о чем я говорю?
— Понимаю, — кивнул Иван. — Но пойми и ты, ведьма: ТОЛЬКО истинная вера творит истинные чудеса. То, о чем ты спрашиваешь, не от Бога, и со мной бороться им не следует.
— Инквизитор.
— Проповедник, — спокойно поправил ее монах — Я несу слово Божие и укрепляю у людей веру в Него. Нет в моей руке меча, ведьма, но есть право на суд Его.
— Милостивый суд? — Старуха с надеждой посмотрела на отца Ивана. С надеждой и со страхом, отчаянно боясь увидеть в глазах проповедника зарево очистительного огня.
— Справедливый.
Озадаченные мужики подтянулись к забору.
— Это… — Федор неуверенно посмотрел на монаха. — Я не знаю, почему мы не пошли…
— В сомнениях пребывает идущий, но надо найти в себе силы преодолеть их на пути к истинной вере. — Отец Иван благожелательно оглядел мужиков — Откройте свою душу, укрепитесь в вере, и сила Его любви поможет вам прожить праведно и не ошибиться.
Полицейский с облегчением понял, что до смертоубийства дело не дойдет. Но ведьма! Ведьма явно перепугалась! Что же сделал старый монах? Капитан откашлялся.
— В общем, так…
— Пелагея признала свою вину, — не обращая внимания на полицейского, продолжил отец Иван. Его пронзительные глаза устремились на поникшую ведьму — И просит снисхождения. Она раскаивается… Так?
Старуха кивнула.
— Она заплатит Федору штраф в размере стоимости трех коров и еще десятую часть этой суммы передаст на нужды районной детской больницы — Монах помолчал — А епитимья, Пелагея, тебе будет такая: до начала зимы ты должна отправиться на богомолье в Троицу и там замолить свои грехи перед Господом. И еще месяц работать, где тебе монахи укажут.
— Да.
Проповедник развернулся и двинулся назад сквозь почтительно расступившихся мужиков, но напротив Григория остановился.