Вор пробурчал что-то в меру недовольное, присел напротив. Эдвин переглянулся с Гаазом, в глазах доктора плясали юморные искорки. Он знал Сэта лучше их всех, но никогда не вмешивался в пикировки, предпочитая с молчаливым удовольствием наблюдать, как ветеран войны пытается отбиться от напора юной девицы.
К чести Ани, она ни разу не пожаловалась на усталость или отсутствие комфорта, Эдвин был уверен, что в начале их с вором путешествия он ныл куда больше. А ведь у торговки даже не было форы в виде натертых седлом мозолей на заднице, своими юноша уже почти гордился. Но с безумной целеустремленностью вора она пыталась бороться – и не без успеха. Проблема была в том, что раньше они неслись через весь континент, чтобы спасти Сэта, это знание подстегивало лучше любого хлыста. А теперь любые задержки отбирали время у самого Эдвина. Правда, эта кожаная плеть хлестала лишь его одного, спутники оставались в неведении.
Стараясь отвлечься, он лишь кивнул Гаазу, но не стал подходить ближе. Вместо этого сместился правее, к лошадям, положил ладонь на влажный нос Агрель. Кобыла ткнулась мордой в раскрытую ладонь, с намеком фыркнула. Лакомства при себе не имелось, поэтому он сжал пальцы в извиняющемся жесте, потрепал шелковистую холку. Прошептал:
– Принесу тебе что-нибудь попозже.
В последнее время он адресовал все свои переживания именно Агрель, пусть и мысленно. Не желая делиться истиной со спутниками, он перекатывал в голове одни и те же мысли, покачиваясь в жестком седле. Имя для своей спутницы Эдвин выбирал не сам, Гааз выкупил уже названных кобыл. На известных Миру языках слово ничего не значило (он специально поинтересовался у Парацельса), но, как ему казалось, звучало донельзя благородно.
Благородство… Слово полностью противоположное тому, как можно описать его поступок. Скорее всего, стоило рассказать сразу. Теперь, с каждым днем задержки, груз вины на душе становился все тяжелее, а щупальца страха росли, начиная душить, притупляя все остальные чувства. Увидев на своей голове приговор, он запаниковал. Не придумал ничего лучше, чем обрить голову, дав самому себе время на размышления. И тем самым загнал сам себя в ловушку.
Был ли он опасен для своих спутников? Эдвин убедил сам себя, что нет. Так или иначе, перед тем как произойдет самое страшное, Мир должно потрясти – хотя бы разок. В этой глуши… Максимум, чем подобное может грозить, так это падением с лошади. С другой стороны, рано или поздно они дойдут до города, и рядом с ним окажется не маленькая группа людей, а настоящие толпы. И тогда…
А что тогда? Может, и не будет ничего? Вся эта история с самого начала поросла странностью, равно как его макушка – сединой. До того как в приснопамятном зеркале отразился белесый налет, покрывший его голову, все было в порядке. Если это слово вообще применимо.
«…лишь начало».
В этот раз в голове и правда мелькнуло воспоминание, не более. Но так было не всегда, как бы Эдвин ни убеждал себя в обратном. Голос возвращался все чаще.
Назойливый шепот, взгляд насмешливых, разноцветных глаз. Моменты прозрения, которые провели его по этой шаткой доске через пропасть. То было считанное количество раз, но после того, как они покинули Вествуд, казалось, что некий призрачный компаньон сопровождает его неотрывно. Был ли это плод его воображения…
«Легкий смешок».
…а может, он окончательно повредился умом? Способен ли внутренний голос меняться? Это многое бы объяснило.
Глаз больше не было, ни разу, с той самой ночи в таверне Флориана. Но внезапные односложные советы теперь сыпались на него регулярно, с момента как они покинули город. И даже тембр изменился. До этого любой непрошеный совет бил обухом по голове, разрывал мироздание. Теперь он шелестел где-то на периферии сознания, легкий ветерок осмысленности. Шепоток, взмах птичьих крыльев, не более. Но он и правда звучал. Словно был настоящим.
Вновь раздался хруст веток, прервав его размышления. Ани вернулась в лагерь, на ходу зачесывая назад мокрые волосы. Эдвин проводил ее взглядом, вновь отвернулся к лошадке.
Раньше путь к цели был прямым, как полет стрелы в штиль. Донести медальон и вернуться домой, на этом все. И даже так казалось, что он него требуется невозможное. С тех пор рядом стало больше людей, позади осталось несколько трупов, а на душе теперь покоилась груда переживаний и проблем.
С чего же начать? Он убил человека. Всадил кочергу в огромную голову. Вествуд был хорош тем, что там не хватало времени на осмысление. Но с тех пор времени на размышления было достаточно, и эти часы не шли впрок.