В отчаянном порыве она вцепилась в камень, словно пытаясь вырвать из них эту странную энергию, греющую пальцы. Приложив большое усилие, перевернулась и выползла из-под дерева, стараясь добраться до нижней части склона. Ползти по мокрой траве и земле было не так уж и трудно.
Она пыталась изо всех сил держаться дороги, но постоянно преследуемая врагами среди ночи, теперь не имела и малейшего понятия, насколько далеко забралась в горы.
Одновременно держась за камень и меч, Ёко сумела встать на ноги.
Она ощущала каждую рану, и отлично понимала всю серьёзность страшной боли, которую испытывала. Но, при этом, даже не могла толком сказать, где именно у неё болит. При каждом шаге приходилось удерживаться изо всех сил, чтобы не упасть.
На полусогнутых ногах она кое-как спустилась с холма и добралась до узкой тропы, никак не походившей на главную дорогу. На ней не было видно ни колеи, ни следов от колёс, а ширины едва хватило бы, чтобы проехать конной повозке. Это был конец. Ёко опустилась на колени, пытаясь пальцами ухватиться за ближайшее дерево, но руки её уже не слушались.
Всё это время она шла в неверном направлении, а теперь не могла сдвинуться и на дюйм.
Она крепко сжимала камень в ладони, но он уже не согревал и не добавлял сил. Всё, что он мог ей дать, смывал холодный дождь. Даже камень дошел до предела своих чудесных возможностей.
«Значит, вот где я умру», — подумала она и рассмеялась.
Из всех своих одноклассниц, одна Ёко умрёт нищенской смертью. Они принадлежали к другому миру. У них всегда будет дом, куда можно вернуться, семья, которая их защитит, будущее без нужды и голода.
Она сделала всё, что могла. Всё. Ёко не хотела сдаваться, но сколько бы ни пыталась, не могла двинуть даже пальцем. Она боролась до конца, и если наградой будет лёгкая смерть, то, пожалуй, эти усилия хоть чего-то стоили.
Среди шума дождя вдруг прозвенел ясный, звонкий звук. Она подняла глаза. Лёгкий свет отсвечивал от меча, лежащего возле щеки. Не в силах увидеть сам меч с того места, где лежала, Ёко могла разглядеть призрачные образы, возникшие в тумане дождевых брызг.
— А Ёко Накаджима? — спросил мужской голос.
Там сидел её завуч, но она не могла разобрать, где он находится.
— Ёко была хорошей и старательной ученицей. По крайней мере, все учителя считали её одной из самых лучших наших воспитанниц.
Завуч с кем-то разговаривал, она лишь слышала его собеседника. Судя по голосу, это был крупный мужчина.
— Вы когда-нибудь слышали, чтобы она водилась с дурной компанией?
— Не могу сказать.
— Не можете сказать?
Завуч пожал плечами в ответ.
— Ёко была просто образцом примерного ученика. У нас никогда не было никаких причин подозревать её в подобном поведении или в чём-либо ещё такого рода.
— Но разве в вашу школу не явился тот странный мальчик?
— Да, но мне показалось, что они не знакомы. Хотя, если честно, я и в самом деле не знаю. Было в ней что-то, словно утаенное от остальных за семью замками.
— За семью замками?
Завуч немного угрюмо заметил:
— Это не совсем то, что я имел в виду. Позвольте объяснить. Ёко была отличницей. У неё были прекрасные отношения, как с одноклассницами, так и с родителями, по крайней мере, так я слышал. Но такого просто не может быть.
— Не может быть?
— Я, пожалуй, буду чересчур откровенен, но, знаете ли, у учителей есть своя предпочтительная точка зрения, а у друзей другая. Да и родители будут говорить тебе то, что для них удобнее. У каждого из них свои представления о том, каким должен быть ученик и они сделают всё, чтобы заставить других думать так же. Разумеется, они никогда не сойдутся во мнениях. Тот, кто попытается соответствовать всем ожиданиям и тех и других, будет просто разрываться на части. Хороший ребёнок в моих или в ваших глазах, может, вовсе не так уж и хорош для кого-то другого. На самом деле, пытаясь угодить всем и во всём, Ёко никогда не была ни с кем близка. Может, это было и удобно, в какой-то степени, но, подозреваю, что в этом не крылось ничего кроме удобства.
— А что вы-то сами думаете?
Завуч нахмурился.
— Положа руку на сердце? Для большинства учителей, те несколько сорванцов, с которых нельзя ни на минуту глаз спустить, как раз и есть самые дорогие и запоминающиеся воспитанники. Я всегда считал Ёко хорошей ученицей, но, скорее всего, забыл бы о ней на следующий день после выпуска. А на десятилетней годовщине встречи выпускников даже и не вспомнил бы, кто она такая.
— Понятно.
— Делала ли Ёко это специально, или же искренно старалась как лучше, я не знаю. Если умышленно, то, понятия не имею, что ей было скрывать. А если нет, то может, осознав, что делает, поняла, что её жизнь совершенно ничтожна. Думаю, что на самом деле нет ничего необычного в том, что, задумавшись о бессмысленности происходящего, она просто захотела в один прекрасный день исчезнуть.