– Тогда мы там и не станем пытаться подняться, раз там круто, – после минутного размышления сказал Глеб. – Спустимся ниже по течению, и там уже выйдем на берег. Вот в том месте, – показал он рукой на противоположный берег, заросший кустарником.
– Можно попробовать, – согласился с ним Котин.
Глеб дал команду бойцам идти краем леска, но так, чтобы их с той стороны немцы даже в бинокль не смогли разглядеть. Еще по дороге нарезали веток и соорудили поверх одежды что-то вроде маскировки. Если посмотреть издалека, так казалось, что идут среди деревьев и кустарника не люди, а лесные духи, из тел и головы которых растут и зеленеют молодые побеги. Через полчаса быстрой ходьбы пришли, наконец, к выходу из подлеска, который с северной стороны охватывало когда-то пахотное, а теперь чернеющее как головешка поле. Земля на нем была так взрыта снарядами и выжжена огнем, что Глебу невольно подумалось: не скоро еще на этом поле заколосятся золотистые хлеба и не скоро израненное войной поле излечится от своих ран…
Но думать о будущем сейчас было некогда. Надо было думать о дне сегодняшнем, о том, как отряду незаметно переправиться на ту сторону. Немец не дремал и все чиркал и чиркал по реке и по краю подлеска прожектором, а иногда и трассирующими очередями из пулеметов. Казалось, что враг всем нутром своим чует – на противоположной стороне затевается что-то для него опасное, и потому он удвоил свое наблюдение за противником. Но и Шубин с Котиным, да и остальные бойцы знали, что такие вот ночные подсветки и обстрел берега – нормальное явление. Что и немцы, и наши бойцы постоянно следят друг за другом, чтобы, не дай бог, не прозевать какой-нибудь для себя неприятности.
В том месте, где решили спускаться к воде, рос густой кустарник, и если добежать до него короткими перебежками, в перерывах между бликами прожекторных лучей и выстрелов, отряд снова станет невидимым для врага. С этой стороны берег был пологим, и спуститься к реке не составляло никакого труда. Но тут случилась заминка.
– Бортников, ты почему в воду не идешь? Чего ты топчешься? – услышал Глеб негромкий, но возмущенный голос Котина и еще более тихий, оправдывающийся ответ бойца:
– Я, товарищ старший лейтенант, плавать не умею. У нас в степях и рек-то никаких не было. Негде было научиться.
Шубин услышал, как выругался Котин.
– И что мне теперь с тобой, Аким, делать? Ты что, сразу сказать не мог, что плавать не умеешь? Я бы вместо тебя кого-то другого взял, – сердито прошипел старлей.
Глеб подполз к ним.
– Слыхали, товарищ капитан? – спросил его Котин и чуть не зубами заскрежетал от злости на Бортникова.
– Ничего, бывает, – успокоил его Шубин. – Иди, Бортников, обратно в часть. А если спросят, почему вернулся, скажешь, что заболел, и я тебя отправил обратно. Больным в разведке делать нечего.
Глеб по своему опыту знал, что нередко новенькие, приходя добровольцами в отряд разведчиков, скрывают свое неумение плавать. Скрывают из лучших, как им кажется, побуждений. Но на деле оказывается, что вся их ложь выходит потом боком. И нередко не только для них самих, но и для всего разведотряда. Отправив бойца обратно, Глеб тем самым убирал человека, который мог бы подвести весь отряд под монастырь в самый неподходящий момент. Такого будет проще пристрелить, чем возиться с ним, и тем самым запороть всю разведоперацию и положить весь отряд. Хотя «пристрелить» – это, конечно, было сказано для красного словца.
– Надо было заставить его плыть, – зло сплюнул Котин, глядя на удаляющуюся от берега к леску спину бойца. – Утонул бы – туда ему и дорога. Тоже мне разведчик, мать его!..
Шубин на эту реплику старшего лейтенанта ничего не ответил. Он был солидарен с Котиным, но в то же время понимал, что трус в роту разведки никогда не пойдет добровольцем. А то, что боец не сказал командиру, что не умеет плавать – так ведь это не из трусости, а по глупости. Хотя что на войне страшней – глупость или трусость, еще надо посмотреть. Глеб считал, что и то, и другое опасно и неприемлемо. И что и от того, и от другого следует избавляться жестко и навсегда. Но сейчас было не до размышлений, и он сказал Котину:
– Разберемся с ним, когда вернемся. А пока пусть сидит и мучается мыслями о своем будущем.
На ту сторону переправлялись основательно и не торопясь. На берегу выкорчевали несколько кустов и соорудили из них нечто вроде плота, на который сложили рацию и вещмешки. Проплыли вниз по течению, под прикрытием этих самых кустов, и вышли на берег сразу же, как только нашли удобное для этого место.