Ну нафиг, короче.
Аппарат покурлыкал и сообщил мне, что есть несколько непрочитанных сообщений, которые, предсказуемо, оказались от Ряжской. Я их даже читать не стал. Чего там может быть нового?
— Хозяин, — окликнул меня слуга с кухни. — Все готово. Давай, говори, какие ингредиенты для дела нужны? Я читать не умею. Да и нельзя мне в книгу лезть, ты знаешь.
— Ага, — я положил телефон на шкаф, прихватил кое-что из кармана пиджака, который так до сих пор и валялся на диване, а после поспешил к нему. — Молодца. Значит, так, сначала измельчи меру тысячелистника, потом добавь к нему тополиный бальзам, десять капель.
— Десять капель, — повторил Родька. — Ага, что дальше?
— Дальше, — я поводил пальцем по листу книги. — Ставим на огонь и добавляем по три меры росянки и наперстянки. После, как закипит, бросим пять сушеных ягод бузины. Ну и два корня — папортника и рогоза, это, я так понимаю, для нашей защиты.
— Немудрящий рецепт, — заметил Родька. — Больно прост.
— Это на первый взгляд, — веско произнес я. — Под конец надо добавить в получившуюся смесь кровь, слюну или какую другую часть того, на кого мы напустим мару. Без этого ничего не получится.
— Жутко звучит, — заметил Вавила Силыч. — «Часть». Палец — тоже часть.
— Ну да, — согласился я. — И зуб тоже. Но мне они не нужны. У меня есть слюна. Высохшая, но все же.
И я с гордостью продемонстрировал этой парочке обгрызенную зубочистку, которую прихватил в кабинете Силуянова. План-то у меня созрел сразу, так что времени там я не терял. Да и сложности особой это не составило — их там было немало. Весь офис потешался над тем, как шеф безопасников бродил по коридорам, жуя зубочистки, и одну из своих кличек, а именно «Шериф Пупкин», он заработал именно благодаря им.
— Всю бросать нельзя, — сообщил мне Родька. — Больно здоровая. Дай, я вон тот, измочаленный конец состригу и измельчу.
Мой слуга привычно сноровисто подготовил все, что было нужно, и разложил в той последовательности, которая была указана в рецепте.
— Огонь средний? — уточнил он у меня.
— Не знаю, — озадачился я. — Тут ничего не сказано.
— Значит, средний, — заключил Родька. — Давай, хозяин, чего ждать?
— Может, все же ну его? — предложил подъездный, понял, что мы уже не отступим и печально покачал головой.
— Понеслась, — скомандовал я. — Три меры воды и дать ей забурлить…
Компоненты летели в плошку один за другим. Мы уже неплохо сработались с моим слугой, да и я более-менее поднаторел в этих делах. То есть уже не дергался, как тогда, в самый первый раз.
— Корень рогоза, — не отрывая глаз от страницы книги, скомандовал я. — Должна появиться густая белая пена.
— Бросил, — отозвался Родька. — Ага, пошла пена.
Я глянул в плошку. Точно, есть такая. Как пленка на молоке, точнее не скажешь.
— Давай, закидывай зубочистку, — потер руки я. — Если все пойдет как надо, пена после этого должна осесть.
Родька забросил в плошку маленькую жменьку светлых древесных лохмотьев и уставился на бурлящую жижу.
Пена вспучилась, словно ее кто-то толкнул вверх оттуда, изнутри, а после исчезла без следа, а в самом центре темного варева появилась маленькая, с булавочную головку, воронка.
— Все так, — удовлетворенно сказал я. — Ну а теперь главное. Кхм! «Мара-сонливица, есть работенка простая, несложная, для тебя приятная, для меня нужная. Войди в сон человека, что я тебе указал, забери его покой, заставь его узнать, что есть страх. Дарую тебе власть над снами его сроком на одну ночь, с того момента, как взойдет звезда полуночная, до того мига, как пропоют третьи петухи. После же сон его более не твой и душа его тоже не твоя, уходи туда, откуда пришла. Тревожить же человека того, а тем паче меня, более не смей, запрещаю тебе это именами богов древних и всесильных».
По мере того, как я начитывал текст призыва мары, воронка в плошке раскручивалась все сильнее и сильнее, под конец я даже испугался, что она вот-вот вовсе свалится с горелки.
Но нет, обошлось, не свалилась. Зато с последним словом плошка дернулась, что-то свистнуло над ухом, как пуля, а после раздалось истошное шипение, как когда кофе из турки на плиту льется.