Родька глянул в плошку, присвистнул и мигом выключил огонь. И правильно сделал, потому греть там было больше нечего.
Плошка была пуста.
Глава пятая
— Ну, хозяин, кое-кому нынче лихо придется! — радостно сообщил мне Родька, намывая в раковине плошку. — Ух, пожалеет та вражина о том, что с тобой связался! А и правильно — не распускай руки!
— А я так скажу — не связывался бы ты с марами, — высказал свое мнение и Вавила Силыч. — Капризные оне. И опасные очень. Опять же — всегда лазейку в заговоре ищут. Чтобы, значит, не того, на кого указали, к рукам прибрать, а того, кто их призвал.
— Да? — заинтересовался я и развернулся вместе с табуреткой, на которой сидел, к подъездному. — Почему?
— Ты тигру в цирке видел? — ответил вопросом на вопрос он.
— Видел, — кивнул я. — В детстве.
— Она, тигра-то, с тумбы на тумбу лихо прыгает, когда цирковой кнутом щелкает, — неторопливо проговорил Вавила Силыч. — А сама только и ждет, когда тот зазевается. Потому как — дикий зверь. Это тебе не собака комнатная, или там рыбка аквариумная, у нее инстинкты есть, и главный из них — желание жить свободно. Как ты тигру эту ни корми, как ни холь, все одно, если зазеваешься, сожрет она того, кто хлыстом машет. И мясо то для зверюки куда вкуснее будет, чем любое другое. У него вкус свободы. Вот и мары так же. Человека потерзать для них в радость, но забрать душу или даже жизнь у того, кто их заставил что-то делать — куда приятственней. Да и не только о марах речь. Любая нечисть и нежить на призывающего особый зуб всегда имеет. Ты, Александр, это крепко запомни. Если уж взялся кого себе на службу ставить из-за кромки — десять раз проверь, что до тебя этот гость не доберется.
— А в книге про это ни слова, — возмутился я. — О чем предки думали?
— Так а накой писать про то, что любому известно? — изумился Вавила Силыч. — Бумагу переводить? Это сейчас у вас ее вон сколько хочешь. А в бывшие времена листочек две копейки стоил.
— Дорога бумага была, дорога, — подтвердил Родька, закрывая кран. — Не укупишь.
— Две копейки, — хмыкнул я. — Всего-то?
— Воз сена стоил десять копеек, — моментально отозвался мой слуга. — Отборного, того, что чистый клевер.
— Курица-несушка пять копеек, — поддержал его подъездный. — Если же цыпленками брать, так на тот же пятак тебе их дюжину дадут. Да при матушке-императрице за рупь и вовсе корову можно было купить. Дойную! А ты — «всего-то»! А корова для хозяйства — это все!
— Да что корову! — разошелся Родька. — За рупь на Волге об те времена…
— Понял-понял! — поднял я руки вверх. — Убедили! Был не прав!
— Две копейки! — пробубнил Вавила Силыч. — Большие деньжищи! Я вот Кузьмича сейчас позову, да ему твои слова передам, — он тебе еще не так выскажет. Кузьмич еще те времена помнит, когда копейка и копейкой-то не была!
Лучше им, наверное, не говорить, что я тоже такие времена помню. Мне копейки вживую увидеть довелось только в школе, когда денежную реформу провели. До того я про них только в книжках читал.
Но вообще сейчас надо мной нависла страшная угроза. Если Кузьмич, самый старый из подъездных нашего дома, узнает про мои неосторожные слова, то капец чего начнется. Он мне до рассвета будет рассказывать о ценах времен Очакова и покоренья Крыма. Или того хуже — Ливонской войны.
— Говорить Кузьмичу не надо, — поспешно произнес я. — Вы лучше чай попейте. Я сейчас к Маринке отбегу на часок, а потом с вами посижу. И еще — совет мне ваш нужен в одном тонком деле.
Вавила Силыч сумрачно глянул на меня, а после на книгу, так и открытую на странице, где было записан ритуал призвания мары-«сонливицы».
— Нет-нет, — захлопнул я толстый фолиант. — Ничего такого. Скорее — наоборот. Доброе дело надо сделать, но вот не знаю, как к нему подступиться.
С Яной Феликсовной надо что-то думать, однако. Ряжская с меня не слезет, это понятно. Ей на подругу, по сути, плевать, как я уже и говорил. Ей важно добиться того, чтобы я через «не могу», «не хочу» сделал то, что нужно ей.
Ладно, сделаю. Вот только и ей бы не помешало послушать слова мудрого подъездного о тиграх, которые свободу любят.
А ведьмак — он не дикий зверь. Его, если что, загнать в клетку куда сложнее будет.
— Охота тебе, хозяин, к этой шлендре идти? — подал голос Родька, запихивая фильтр для воды под кран. — Ладно бы от нее какой прок был, а так шум один — и только. И до ума она ничего не доводит. Вон, стыдоба какая из-за «Магического противостояния» перед четырнадцатым домом вышла! Она ж пре-тен-ден-том на победу была — и что? Психанула и всех нас подвела!