Как-то мне сразу расхотелось обследовать дальше комнату, в которой жили страшные зачарованные книги. Подхватив светильник, я выскочила за дверь и поспешила замести следы преступления. Дверь, к счастью, легко затворилась, стоило мне снова нажать на шпенек, но перетаскивание книг с подоконника обратно на полки далось мне с трудом -- ожог давал о себе знать пульсирующей болью.
У меня даже не хватило сил вымыться перед сном. Я лежала в постели, тихонько поскуливала и баюкала обожженную руку. Жалела себя и одновременно злилась на себя же -- за беспечность и наивность, за то, что оказалась слабее и чувствительнее, чем думала. Я-то полагала, что за годы жизни в доме чародейки привыкла к боли и не боюсь ее, а оказалось, я просто не знала, что такое боль. Ощущение было такое, будто темное пламя поселилось в моей руке и грызет ее изнутри. Иногда мне удавалось отключиться ненадолго от боли и забыться сном, и тогда тьма обступала меня снаружи. Холодная. Обжигающе ледяная. Этой тьмы я прежде не знала.
Утром, несмотря на тяжелую ночь, я поднялась с постели в привычное время, оделась и умылась. И даже умудрилась кое-как перевязать руку. Боль при этом никуда не делась, даже наоборот, начала расползаться от раны вверх по руке и дальше, по всему телу, отдаваясь гулкими ударами в висках и заставляя меня закусывать губу и глухо постанывать при малейшем движении.
О том, что тренировку мне, скорее всего, не выдержать, я догадывалась, но все равно к назначенному часу выползла на площадку и даже попыталась выполнять указания мастера Оли, но, споткнувшись на беговой дорожке, рухнула лицом вниз и подняться уже не смогла.
Сознание я не потеряла -- слышала сквозь пелену боли ругань мастера, чувствовала, как он подхватил меня и понес, смутно запомнила, как раздевал и укладывал в постель, а после этого реальность окончательно уплыла.
К возвращению чародейки я уже металась в бреду, мало что понимая. Кажется, видела лицо склонившейся надо мной Бьярты с поджатыми губами и холодным взглядом черных глаз. И вроде бы из ее безупречной прически снова выбилась непослушная прядь, и чародейка время от времени сдувала ее, прерывая свое монотонное бормотание. А может, это мне только снилось, потому что, помимо Бьярты, в моих видениях присутствовала ледяная тьма, и иногда казалось, что не чародейка, а сама эта тьма дотрагивается до меня черными скрюченными пальцами, заставляя выть и терять разум от нестерпимой боли.
Но боль постепенно отступала, пока я наконец не очнулась в своей кровати. Бьярта была рядом. Поймав мой взгляд, чародейка поднялась с кресла, поднесла к моим губам чашку и влила в рот горько-кислую жидкость. Дождавшись, пока я проглочу мерзкое снадобье, Бьярта помогла мне улечься поудобнее и проговорила сухо:
-- Наказывать не стану. Ты сама себя достаточно наказала. В другой раз будешь умнее и не полезешь туда, куда тебя не звали.
И вышла.
Ледяная тьма еще долго являлась мне в сновидениях, обжигая своими прикосновениями. У нее было лицо Бьярты и темные провалы вместо глаз. Хозяйка была права: я сама себя наказала. Болью. Кошмарными снами. Вернувшимися страхами, бороться с которыми становилось труднее, чем прежде. И бесконечной слабостью, которую приходилось преодолевать, когда меня вновь допустили к тренировкам.
Единственное, что удерживало меня на плаву все это время и не давало окончательно утратить надежду, -- слова чародейки, которые то ли послышались мне, то ли и впрямь были произнесены, когда она уходила из комнаты:
-- Такое стремление к свободе -- дар, который следует поощрять. Не сдавайся -- и получишь свою награду.
Как будто было две Бьярты -- одна исполняла заказ короля и видела во мне только инструмент, а другая преследовала собственные цели и даже, возможно, испытывала ко мне какие-то человеческие чувства.
Но все-таки постепенно жизнь входила в привычную колею. Мастер Оли гонял меня в хвост и в гриву на возобновившихся тренировках, Бьярта впихивала в голову новые знания в чудовищных объемах. Впрочем, на это я не жаловалась, даже довольна была. Лишь однажды, когда чародейка, заявила, что у меня многовато свободного времени для всякой дури, а потому мне предстоит занять разум изучением еще одного языка -- нимтиорийского, я помолчала чуточку, переваривая известие, а потом пробурчала угрюмо:
-- Это не дурь. Всякий человек хочет своей судьбы.
-- Ты надеялась найти свою судьбу в библиотеке? -- насмешливо поинтересовалась Бьярта.
-- Нет... Я надеялась найти там ответы на свои вопросы.
-- Похвальное стремление, -- ухмыльнулась чародейка, -- книги действительно помогают обрести знания. Однако это недостаточная причина для того, чтобы лезть в колдовские гримуары.
С этим я, пожалуй, могла бы согласиться. Опыт с зачарованными книгами оставил самые неприятные впечатления. Только...
-- Недостаточная, -- кивнула я в ответ, -- но я не надеялась найти ответы в обычных книгах.
Я подняла взгляд на чародейку, пытаясь определить ее настроение. Но Бьярта смотрела спокойно. Просто, без насмешки и скепсиса, ждала, пока я выскажусь. И я решилась:
-- Хотела узнать, может ли Тень получить свободу.
-- Ответ на этот вопрос ты не найдешь ни в одной книге, -- после некоторой паузы отозвалась Бьярта, -- такого рода знания, как создание охраняющей тени, чародеи передают своим ученикам изустно, не доверяя их бумаге.
-- И все-таки? -- я почувствовала, что сегодня могу себе позволить упорствовать.
-- Может. Если носитель -- сознательно и добровольно, а не под давлением -- захочет ее отпустить, и найдется маг, которому известен ритуал разрыва связи. Только история не знает таких случаев, никогда еще носитель не соглашался отпустить свою охрану с миром, будучи в здравом уме. Даже если ему больше не нужна защита, любая Тень слишком много знает о своем хозяине, ее проще и разумнее убить, чем отпустить. Ясно?
Да уж, яснее некуда... Вот только отступать просто так мне не хотелось. Я была достаточно напугана произошедшим, чтобы не пускаться больше в такие авантюры, как поиск тайных знаний в доме чародейки, тем более, что мне было однозначно сказано: на бумаге эти знания не хранятся, а в голову хозяйки не залезешь. Но признавать, что все потеряно, я не желала, тем более теперь, когда я точно знала, что выход есть, а Бьярта... выходит за рамки моих представлений о ней. Я просто поняла, что мне предстоит жить с открытыми глазами и ушами, ловить брошенные вскользь фразы и намеки.
С этих пор вечерами я лежала в постели, осмысливая прошедший день, просеивая через решето все, что мне довелось увидеть и услышать, и откладывая в свою сокровищницу те крупицы, которые казались мне по-настоящему ценными. И училась с полной отдачей.
Изнурительные тренировки с мастером Оли шли своим чередом. К началу зимы он всерьез начал обучать меня приемам рукопашного боя, а потом дал мне в руки первое оружие -- сучковатую палку. На смену ей пришел учебный меч... как раз в это время занятия с мастером начали доставлять мне удовольствие, даже усталость не тяготила, наоборот, перестала быть опустошающей, и в теле появлялась какая-то радость, наполненность. И даже синяки и шишки, неизменно украшавшие мою кожу, хоть и доставляли неудобства, но не раздражали, а бодрили, словно напоминая: живешь еще. И жить будешь.
Первым моим настоящим клинком стал короткий прямой меч, который, несмотря на все тренировки, поначалу показался мне неподъемным. Удивительно, но к концу первого занятия меч в руке неожиданно стал послушным. Он двигался не слишком быстро и изящно, но именно в ту сторону, куда я его направляла. Правда, потом осталось ощущение, будто моя правая рука за несколько часов вытянулась до самого колена. Я даже посматривала на нее украдкой, сравнивая с левой, и удивлялась, что они все еще одинаковой длины.
Несколько недель мы с мастером отрабатывали стойки и простейшие удары, и у меня даже начало кое-что получаться. Совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы уже не чувствовать себя бестолочью криворукой. Каково же было мое удивление, когда в одно прекрасное утро мастер вручил мне вместо меча пару длинных кинжалов и начал учить совсем другой технике боя! Впрочем, часа через полтора мы вновь вернулись к мечу, но я чувствовала себя совершенно сбитой с толку, и то, что отлично получалось накануне, теперь не шло совершенно, словно я ничему и научиться не успела.