– Спасибо, – прошептала она и уже подняла руку, чтобы коснуться его лица в мимолетной благодарной ласке, как он сжал ее запястье и взглянул в глаза со смелой прямотой и с той же участливой нежностью, которая так привлекала ее с их первой настоящей встречи.
И снова то тепло и близость, которые они когда-то делили, хлынули бурным потоком, смывая горечь и боль, словно все, что было уничтожено, упрямо возвращается, как зеленая, прорастающая из-под снега трава. Словно сами корни никогда не были вырваны из земли и теперь пускают крохотные трогательные побеги будущего.
– Тебе не обязательно благодарить меня, Пиппа, – бросил он, выпуская ее руку. – По крайней мере подожди, пока мы не выйдем в море. Тогда, возможно, мы вернемся к этому разговору и я смогу получить свою награду.
В этот момент к ним раскачивающейся походкой моряка подошел коренастый мужчина с властным видом человека, привыкшего командовать десятками людей.
– Сэр, если мы не закончим погрузку в ближайшие полчаса, неприятностей не оберешься, – заявил он, мельком взглянув на Пиппу. – Нам необходимо поймать прилив.
– Верно, – кивнул Лайонел, деловито хмурясь. – Мы готовы. Помогите развернуть ткань.
Мужчины взялись за большую кипу небеленого полотна и вскоре сумели развернуть ее на камнях. Повинуясь призывному жесту Лайонела, Пиппа легла посредине, отчего-то понимая, что больше просто не способна бояться. Все окружающее казалось таким нереальным, что она чувствовала себя как во сне: ощущение, которое только усилилось, когда ее с головой накрыли тканью, заставили опустить руки, туго перевязали веревкой и спеленали, как куклу, так что постороннему глазу она казалась просто огромным свертком ткани.
Лайонел перекинул ее через плечо и прижал ладонью спину.
– Постарайся обмякнуть и висеть неподвижно, – пробормотал он.
Можно подумать, у нее есть выбор!
Но злись не злись, а ничего не поделаешь.
Пиппа повисла в чертовски неудобной позе. Кровь прилила к голове, глаза полезли из орбит, и она, казалось, вот-вот потеряет сознание. Но к се крайнему удивлению, прежнего ужаса не было.
Лайонел пересек двор и вышел из склада на пристань. Голова его была низко опущена, только глаза бегали из стороны в сторону, пока он размеренно шагал к сходням «Морской грезы».
– Эй, вы еще не закончили? – остановил его грубый голос, едва он приблизился к сходням.
Лайонел медленно повернулся, придурковато открыв рот, так что из уголка губ тянулась полоска слюны, и вытаращился на говорившего пустыми глазами полоумного деревенского олуха. Мужчина был одет в кожаную солдатскую безрукавку, вооружен шпагой и кинжалом и явно нарывался на драку.
– Эй, я с тобой говорю! – проревел он, тыча Лайонела в грудь пальцем. – Этот чертов корабль загружают весь день, а остальные жди своей очереди!
Лайонел продолжал тупо глазеть на него.
– Хозяин… – промямлил он. – Я ничего не знаю, сэр. Это хозяин…
Капитан Лонгтон, шагавший впереди, злобно рявкнул сверху:
– Эй ты, шевелись, болван! Что застыл, шваль ты этакая! Мы сейчас якорь поднимем.
– Вы с хозяином толкуйте, – повторил Лайонел, подтягивая повыше груз.
И тут сабо соскользнуло с ноги Пиппы. Она отчаянно пыталась подхватить его пальцем, но слишком туго натянутая ткань не давала согнуть ногу. Сабо выпало, и сквозь шум крови в ушах она услышала громкий стук.
Солдат посмотрел на башмак, потом на сверток ткани и, кажется, все понял. На борт что-то проносят контрабандой. Ему велели следить именно за чем-то в этом роде. Он ринулся вперед с торжествующим криком, на ходу выхватывая шпагу.
Лайонел бесцеремонно сбросил груз на булыжники за секунду до того, как клинок поразил цель. В его руке блеснул кинжал. Умело отражая атаки противника, он ждал возможности напасть.
Тем временем Пиппа, извиваясь и брыкаясь, выползала из своего кокона. Одним гибким движением она вскочила на ноги, не думая, не чувствуя, доведенная до того животного состояния, когда превращаешься в комок мускулов, ведомый одними инстинктами.
Краем глаза заметив тяжелую цепь, лежавшую па мостовой, Пиппа порывисто схватила ее и, хотя шаталась под тяжестью, замахнулась на солдата, зовущего на помощь. Острие шпаги задело по касательной руку Лайонела, и при виде ярко-красных капель, усеявших камни, Пиппа обезумела. Невероятным усилием она швырнула цепь в голову солдата, и тот пошатнулся. Не давая ему опомниться, она нагнулась, схватила свободный конец и опутала ему ноги. Он упал на колено. Причал залил яркий свет, брызнувший из открытой двери кабачка, откуда высыпала пьяная толпа, которой явно не терпелось почесать кулаки.
– Беги! – крикнул Лайонел, хватая ее за руку.
В желудке Пиппы тоскливо засосало при виде «Морской грезы», поднявшей сходни и медленно отходившей от причала. Двенадцать пар рук усердно гребли веслами под ритмичные выкрики боцмана. Остальные матросы рассыпались по вантам, поднимая фок.
– Они уходят! – выдохнула она.
– Беги, говорят!
Он потащил се по длинной дамбе, протянувшейся далеко в воду на дальнем конце причала. Пиппа побежала. Порванная юбка развевалась на ветру, острые камни ранили босые ноги. Но она не чувствовала боли. Позади раздавались топот, свистки и крики. Мимо ее уха просвистел камень.
Они поравнялись с «Морской грезой» как раз в ту минуту, когда достигли конца дамбы. Пиппа так и не поняла, откуда вдруг появился толстый канат. Лайонел ловко поймал его одной рукой и, прижав к себе Пиппу другой, прыгнул на палубу. Нога соскользнула с поручня, и он упал вниз, не выпуская ни канат, ни Пиппу, беспомощно ударяясь о борт корабля, уже набиравшего скорость по мере того, как ветер наполнял парус. От удара рана открылась, и горячая кровь промочила корсаж Пиппы.
Она изогнулась и ухитрилась перехватить канат над головой Лайонела, чтобы уменьшить давившую на него тяжесть и избавить от необходимости ее держать.
– Взбирайся! – велел он, подталкивая ее сильной ладонью. И она полезла наверх, цепляясь пальцами за канат, помня о Лайонеле, болтавшемся внизу и обагрявшем кровью быстро скользившую мимо воду.
Множество рук протянулись навстречу ей и втащили наверх. Пиппа почти без сознания свалилась на палубу. Несколькими секундами позднее за ней последовал Лайонел. Его тоже сумели перекинуть через поручень, и он рухнул на Пиппу так неловко, что едва не вышиб из нее дух.
Несколько мгновений оба лежали неподвижно, обессиленные и оглушенные. Потом Лайонел приподнялся на локте и наклонился над Пиппой.
– Ну и ну! – пробормотал он. – Где, во имя Господа милосердного, ты научилась так драться?
– Понятия не имею. Так уж вышло. Я была ужасно зла, Лайонел! Не напугана, а разъярена! Он хотел убить тебя! – Она улыбнулась ему, недоуменно, но с некоторой долей самодовольства.
Он стал осыпать поцелуями ее нос, глаза и наконец губы. Пиппа обвила руками его шею и, в свою очередь, с неожиданной жадностью припала ко рту. Она едва его не потеряла. Они едва не потеряли друг друга. И теперь Пиппа понимала, что вынесла бы все, кроме этого.
Громкий кашель, донесшийся откуда-то сверху, вернул их к реальности окружающего: корабельной палубе, холодному ветру, поскрипывающему такелажу. Лайонел поднялся. Кровь по-прежнему лилась из раны.
– Подумал, что самое время поднять паруса, – встревоженно пробормотал капитан. – Решил, что вам нужно удирать со всех ног.
Лайонел рассеянно провел ладонью по всклокоченным волосам.
– Именно со всех ног. Хотя меня бы тут не было, не будь рядом моего воинственного друга.
Он рассмеялся, вдруг ощутив, что впервые за неведомо сколько лет способен чему-то искренне радоваться.
Пиппа кое-как встала и оперлась о поручень, глядя на быстро удалявшийся порт. В конце дамбы стояла целая толпа мужчин, смотревших им вслед.
– Мы спаслись? Правда спаслись? Лайонел посмотрел на капитана.
– Они могут погнаться за нами?
– В худшем случае попробуют, – ответил тот, пожав плечами. – Но для этого им придется найти корабль, а во всей гавани сейчас нет судна, готового к отплытию. Кроме того, через четверть часа прилив закончится. К тому времени мы уже будем в Соленте, и никто не сумеет настичь «Морскую грезу», когда на ней подняты паруса, надутые добрым попутным ветром.