— Отец? Что случилось?
Князь Черный быстро обежал взглядом комнату, задержавшись на смятой постели и закрытых ставнями окнах и успокаивающе покачал рукой.
— Ничего страшного.
Факел в его руке раздвинул темноту, и девушка увидела улыбку на лице отца.
— Опять к нам гости пожаловали…
Она поняла и улыбнулась в ответ.
— Хитники? За талисманом?
Факел раздвинул темноту до самых дальних углов. Девушка взглянула в зеркало и мимоходом поправила цепочку на шее.
— Не все ж к тебе сватам ездить, — усмехнулся князь. — Хитники. Я на всякий случай четверых перед твоей дверью поставлю. Так что ты не беспокойся. Спи дальше.
Он погладил ее по голове и повернулся, чтобы уйти, но она поймала его за рукав.
— А что ты с этими сделаешь, когда поймаешь?
— А что я с прошлыми сделал?
— Забыл? Они же в темнице сидят.
— В темнице?
Князь так весело удивился собственной жестокости, что девушка рассмеялась.
— Ну, раз те в темнице, то с этими придется как-то по-другому поступить… Может быть я их даже не поймаю?
Он потрепал ее по щеке. Мыслями князь уже был в темных переходах.
— Пойду, посмотрю как там посланцы кагана. Успокою, а то Бог знает, что они там в своей Хазарии про нас подумают.
Ирина засмеялась. Страха уже не было.
— Они, поди, и так не спят от огорчения…
— Может быть. — Рассеянно кивнул князь. — Все-таки ты им второй раз отказываешь… Не передумала?
Княжна почувствовала шутку, засмеялась.
— Нет… И в третий откажу…
Глава 2
Благообразный отрок, зачерпнул кувшином из стоящего на огне тагана воду и вернулся назад, к князю.
Он не торопился особенно, чтоб не споткнуться, но задерживаться резона не было — не любил Журавлевский князь мешкотников и неумех. А кого князь не любил, у того жизнь почему-то короткой получалась и полной неприятностей.
Примета эта была верной и с каждым годом не развеивалась, как иные заблуждения, а напротив становилась все вернее и вернее. Взять вот хоть сапожника…
— Лей, — скомандовал князь, не дав мальчишке додумать мысль о сапожнике.
Струя кипятка из наклоненного кувшина упала в кадушку, взбурлив исходящую паром воду. Князь охнул, зашипел, втягивая в себя воздух, шевелил пальцами. Светлые волосы мальчишки, расчесанные не прямой пробор, загораживали ему лицо князя, но он и без этого знал, что тот чувствует. За три года, что служил ему, успел разобраться в привычках, понять, что к чему.
— Хорошо-о-о-о-о! — прошипел князь. — Еще добавь…
В прозрачной воде видно было, как приплясывают княжеские ноги, покрытые мозолями и шрамами. С уважением глядя на них, мальчишка подумал:
«Князь… Мог бы в тереме сидеть, мед пить, мясцом закусывать, а он весь день с седла не слезает. Вон ноги-то у самого чуть не как копыта стали…» Мозоли у князя и впрямь были не княжеские, а самые обычные. Эти вот от стремян, как и у всех его конных ратников, этот шрам от копья, что вошло в ногу, когда бился князь вместе с Киевским князем Владимиром с ромеями, а вот эта мозоль на левой ноге от плохо пошитого сапога.
«Нет, зря он все же сапожника в прошлом году на кол посадил… — подумал между делом отрок. — Сапожник-то уж сгнил весь, поди и следа не осталось, а сапогам сносу нет…» Он замешкался в воспоминаниях и тут же получил подзатыльник.
— Что застыл, ворона? Лей давай…
— Полыни, — напомнил голос за спиной. — И лебеды!
Мальчишка поднял голову, посмотрел на князя. Тот сидел и жмурился, словно кот на солнце. Подумав мгновение Круторог кивнул, и мальчишка бросил в кадушку метелку полыни. По комнате тут же запахло степью, веселой волей.
Волхв он конечно волхв, имеет право советы давать, за то и кормит его князь, но ноги-то не его, княжеские ноги.
Сквозь прищуренные от удовольствия глаза князь посмотрел на советчика. Тот сидел задумчивый, хмурый даже.
— Что волком смотришь?
— Да не овцой же мне на тебя смотреть…
Волхв вздохнул и чувствуя, что князь к разговору не расположен, продолжил:
— Не украл у тебя ничего, не обманул.
Князь кряхтел, но в разговор не ввязывался.
— Не то, что некоторые.
Волхв журавлевского князя, Хайкин, покосился на стол, где меж серебряных и позолоченных кубков лежал мешочек, набитый золотыми монетами. Лицо его омрачилось. Не то, чтоб денег было жалко (хотя и это, конечно, тоже), а жаль было князя. Простота. Обводит его там этот вокруг пальца, как несмышленыша, а впрямую сказать ничего нельзя. Не потерпит князь, а ни места такого, ни головы волхв лишаться не хотел. Приходилось так вот, осторожно, обиняками ему на жизнь глаза открывать
— Ох, князь… Зря ты с ним связался…
— С кем? — наконец благодушно спросил князь. Отрок сноровисто и умело растирал ступни, выгоняя накопившуюся за день усталость. — О ком это ты?
Волхв повернулся к князю.
— Да о нем, о нем…
Благодушия в княжеском лице не убавилось
— Не знаю, что за дурь тебе в голову пришла…
— Да все ты знаешь… По роже ведь видать, что за птица…
— Птица? — притворяясь непонимающим переспросил Круторог. — Какая птица?
Волхв, понимая, что князя ему не переспорить в сердцах сказал:
— И не птица даже. Скоре уж мышь летучая. Чем он тебе только голову заморочил? Понять не могу.
Князь знаком показал мальчишке, чтоб добавил воды. Глядя на отрока, Хайкин задумчиво продолжил.
— Три месяца он у тебя, толку никакого, а ты все терпишь. Дубовая у тебя терпелка, что ли? Или железом сверху оббитая?
Князь поморщился. Отчасти волхв был прав, но вслух сказал:
— Делает дело человек. Делает. Большое дело… Только время ему на это нужно.
Волхв хоть и не согласился, но и не напирал особенно. Знал свое место.
— Время… Золото ему твое нужно, а не время. Будь он из своих, ты за это время уже давно на кол бы его посадил, а с этим мешкаешь… Пенял я тебе, что крут ты в решениях, но в этот раз… Христиан, что ли наслушался?
Круторог опустил в воду руки и начал сам растирать ступни.
— А еще говорят «Ворон ворону глаз не выклюет». Нет. Не любят колдуны друг друга…
Хайкин обиделся.
— Это я колдун? Я волхв. Это он колдун.
— А, — махнул князь рукой, забавляясь чужой обидой. — Разница-то в чем? Нету разницы… Что ты, что он от княжьей милости живете.
Хайкин искренне выпучил глаза. Знал он, что у князей короткая память, но не настолько же…
— Есть, князь разница, есть. От меня польза, а от него пользы как от козла молока.
Сдерживая подступивший смех, Круторог спросил.
— Не кормленный ты сегодня, что ли? То птиц поминаешь, то мышей. Козла вот какого-то еще приплел… Молоко…
Хайкин не дал увести себя в сторону. Князь в последнее время и вправду вел себя странно — задумывался где не нужно, свирепел, где нужды не было, улыбался чаще.
— Может, околдовал он тебя?
Круторог не ответил, только хмыкнул, а Хайкин, ухватившись за мысль, продолжил допытываться.
— Угощает он тебя чем-нибудь? Вином или медом? Опытной рукой с едой всякое колдовство в человека ввести можно.
Князь выпрямился, потянулся, встряхнул руками. По лицу пробежала улыбка — вспомнил что-то приятное
— Да нет… Просто место у него там такое…
— Какое? — насторожился Хайкин. Княжеские улыбки ему приходилось видеть не часто. — Какое у него там «такое место»?
— Спокойное. Я как к нему зайду — так сразу хорошо мне делается.
Князь провел ладонью по груди, словно размазывал по ней невидимое масло. Или мед.
— Покойно, как в детстве. А от этого я добрым становлюсь.
— Добрым? — удивился волхв. — Ты?
Он недоверчиво покачал головой.
— Когда тебя Боги творили, то все добро пошло, наверное, на того, кого перед тобой делали. А тебе вместо добра что-то другое впихнули. Может быть, упорства, может быть — осторожности…
Князь нахмурился.
— Ты и хвалишь — как ругаешь.
Волхв помрачнел. Все-таки не понимал его князь, не понимал…