Гленнор повернулся к Рэльгонну и упырь молча коснулся вытянутых ладоней господина барона. Мгновение спустя они были уже в Тарантии, за сотни лиг от столицы Коринфского протектората.
— Кертис, боюсь поспать нам не удастся, — сказал Гвай, прислушиваясь к донесшемуся со двора грохоту. В окнах мелькали факельные отсветы. — Кажется, в ворота колотятся? Руку даю на отсечение — это стража Арелаты!..
Эпилог
Второй рассказ Зенобии
СУМРАЧНЫЙ ПОЛДЕНЬ
4 день третьей осенней луны 1296 г.
Окрестности Толозы.
Окружающий меня пейзаж в точности напоминает миниатюры из трактатов по военному искусству, раздел повествующий о штурмах и осадах крепостей. Если посмотреть с небольшой возвышенности, на которой установлены шатры короля и его легатов, то справа мы увидим восемь здоровенных требюшетов — метательных машин, способных швырнуть круглое каменное ядро диаметром в три локтя на расстояние двухсот шагов. Слева от холма трудятся гвардейские механики, распоряжающиеся согнанными из ближайших деревень простецами, которые возводят осадные башни. В близлежащем лесу непрестанно стучат топоры — армии необходимо много дерева. Поодаль пасутся коровьи стада — Конан распорядился забрать с каждого вилланского двора по корове или быку, их сырыми шкурами будут обиты осадные башни, а мясо пойдет на пропитание войска.
Если же смотреть прямо, то взгляд упрется в стены мятежной Толозы.
Сейчас утро. Несмотря на то, что началась последняя луна осени, в Полуденном Пуантене стоит ясная и теплая погода, заморозки случаются только ночами, но иней исчезает сразу после рассвета. Огромный лагерь гвардии короны просыпается — позавчера подошел пеший легион, разместившийся к полудню и полуденному восходу от города, общая численность нашего войска вплотную подошла к четырем тысячам клинков.
Паллантид утверждает, что этой армии будет вполне достаточно, чтобы усмирить бунтовщиков и без серьезных потерь взять город, но Конан только хмурится и качает головой — муж признался мне, что у него появились нехорошие предчувствия. Обычно, врожденное чутье киммерийца на опасность его не подводило, но я тешу себя надеждой, что у Конана сейчас просто скверное настроение и нам не о чем беспокоиться. В конце концов, скоро должны подойти подкрепления — соколиная почта подтвердила, что два из четырех легионов с немедийских границ уже выдвинулись на Полдень.
И тем не менее гвардия начала возводить «правильный» полевой лагерь — нечто наподобие временной крепости, способной задержать противника в случае нападения. Вокруг выстроенных квадратом палаток насыпается вал, который укрепляется бревнами и отточенными кольями, по углам ставятся башенки, за валом по периметру ставятся катапульты. Взять подобное укрепление с налету силами конницы или пехоты невозможно.
Толоза насуплено молчит и огрызаться вылазками пока не собирается — горожане и запершаяся в городе часть воинства графа Раймона понимают, что связываться с лучшим гвардейским легионом Аквилонии бесполезно. Даже если у мятежников будет двойной численный перевес, они не смогут выиграть ни мелкие стычки, ни сражение. Силенки не те. Установленные на башнях катапульты и баллисты до лагеря Драконов не достают, а потому обе стороны потерь еще не понесли.
Раймон доселе отсиживается в своем замке на полуночном берегу реки. Нарбонет пока находится в безопасности — Конан и Паллантид решили, что распылять наши силы и одновременно начинать осаду города и замка бессмысленно, особенно если учесть, что Нарбонет очень велик и замечательно укреплен. В любом случае замок окажется в кольце — стоит лишь дождаться появления дополнительных войск. Излишней суеты вокруг Нарбонета не замечается, только изредка проскальзывают в ворота всадники, приезжающие со стороны Заката. Раймон скорее всего пытается собрать армию из своих ленников, но пока наши дальние дозоры не замечали ничего подозрительного — в округе спокойно.
Конана очень беспокоит положение в цитадели Толозы — вчера, рядом с королевским знаменем Аквилонии, на главной башне появился черный флаг, означающий, что графу Люксэ и его людям приходится туго и они просят о немедленной помощи. Договориться с горожанами мы не сможем, особенно после того, как магистрат и военные не выполнили ультиматум короля и не сдали город без боя. Следствием стала показательная казнь девятнадцати старшин и вигуэров явившихся к королю для переговоров. Их смерть, несомненно, произвела на горожан самое дурное впечатление — они поняли, что пощады не будет и решили обороняться или ждать помощи от графа Раймона.
Я доселе жалею, что не убедила Конана отменить казнь заложников. Он тогда упрямо заявил, что никаких разговоров с бунтовщиками, убийцами и лицемерами вести не намерен, а потому, если поставленные королем условия (открыть ворота, впустить в город гвардию короны, выдать главарей мятежа и жрецов-фатаренов) не будут немедленно выполнены, то Толоза на своей шкуре узнает, что такое пресловутый «монарший гнев». Времени на раздумья было дано предостаточно — полный вечер, ночь и утро. Но по каким-то причинам город решил пожертвовать почти двумя десятками самых уважаемых граждан и сдаваться отказался. Не исключено, что большую роль в этом сыграли предводители еретиков — Аньес рассказала, что фатаренов в Толозе более чем достаточно и они имеют сильное влияние на умы людей.
Митрианские монахи ордена Вечного Солнца под предводительством брата Бернарта Монеды из Зингары тоже не сидели сложа руки. В деревнях около Толозы было выловлено несколько проповедников учения пророка Мэниха, причем четверо оказались «Совершенными», то есть жрецами высшего посвящения. Всех еретиков гвардейцы немедля отправляли в наш военный лагерь, предварительно заковывая в кандалы. Монахам же предстояло разобраться, что представляют из себя «Совершенные» и можно ли обвинить их в запрещенном законами Аквилонии поклонении Тьме. Если это обвинение будет доказано, то кара будет неизбежной…
Не далее как вчера вечером в королевском шатре состоялся примечательный разговор, при котором мне довелось присутствовать. Перед самым закатом брат Бернарт попросил аудиенции у Конана и был немедля препровожден к королю.
— …Когда фатарены появились в Зингаре, мы быстро вытравили эту заразу, ересь не успела распространиться так широко, как в Пуантене, — говорил монах, усевшись напротив киммерийца. Я тем временем налила гостю вина, но Бернарт отказался, сославшись на аскетические правила своего ордена. — Мы предполагали, что у смутьянов есть четкая иерархия, что они пользуются некоей магией, но… То, что мы выяснили за минувшие дни, приводит меня в ужас.
— Подробнее можно? — мрачно вопросил Конан.
— Фатарены неспроста завоевали симпатии простого народа. В отличие от многих не самых благочестивых жрецов-митрианцев они не ищут богатства и никогда не принимают приношений в виде денег…
— А как же дворянские земли и поместья переданные секте? — удивилась я.
— Этим занимаются не «Совершенные», а так называемые «Верные». Расскажу чуть позже. Так вот, высшие жрецы не берут денег, ведут самый непорочный и чистый образ жизни, дают обет не убивать животных и не есть их мяса — верования фатаренов гласят, будто в теле зверя может быть заключена человеческая душа, на сумевшая уйти в бесплотное царство Истинного Света. Ходят всегда пешком и в паре — чтобы один из жрецов никогда не оставался наедине со своими помыслами, которые благодаря велению греховной плоти могут стать нечистыми… Все они девственны и отрицают плотскую любовь, поскольку она порождает новую плоть, в которую будет заключен не оскверненный материей дух. «Совершенные» искренне верят в учение Мэниха и следуют его заветам, они готовы простить каждому человеку его прегрешения, потому, что в них виновна не душа, а плоть.