Стрельцы открыли беспорядочную стрельбу. Но волки, ошалев от добычи и свежей крови, не отступили. Набросились ещё на двух лошадей.
Монахи взяли в руки пылающие ветки и двинулись на хищников. Еле-еле отогнали.
Непрерывно шли холодные ливневые дожди. Снег на берегу Волхова потемнел, съежился и исчез. Грязно-серые клочки его остались только в овражках и ложбинках. Но вот небо прояснилось, и золотое «решето» осталось сиять над лесом, рассеивая вокруг сверкающие искры своего огня.
Земля и лес откликнулись на этот дар ликующими звуками: заворковали ручьи, зазвенели птичьи голоса.
Река Волхов вздулась черно-серой лягушкой и вот уже прорвалась на водоворотах, ломая ледяной панцирь, словно яичную скорлупу. Начался ледоход. Не льдины плыли к озеру Ильмень — огромные суда. Путь им указывал лихой и опытный «лоцман» — бродячий ветер, которому давно надоело гонять снежную пыль по полям.
Весной у ветра дела поважнее. Реку очистил — за землю принялся. Овраги подсушил, озимь приласкал, сережки на ольху и вербу развесил, людей поторопил, чтоб не зевали…
А людям не надо ветра, у них пока одна забота — Пасха близится. А к ней надо готовиться, как к самому большому дню.
В Юрьеве монастыре позолотой покрывали купола соборов, белили кельи, трапезную, заборы.
Колокола онемели — Великий пост. В последние дни перед Пасхой и решили поднять на Софийский собор привезенный с Валдая колокол. Так приказал Никон. Правда, самого митрополита не было среди шумной толпы монахов и стрельцов. Колокол в шестьдесят пудов — не бадейка с водой, наверх сразу не поднимешь. С колокольни свисали прочные витые веревки. К концам с одной стороны привязали колокол, за другие в противоположную сторону тянули десять лошадей. Скрипели веревки, колокол наклоненным блюдом смотрел вниз, словно прощался с землей, на которую его уже больше не вернут.
Но вот подъем закончился. Тикшай и Аффоний начали устанавливать его на место. Колокол сиял своими новенькими медными боками, будто выкрашенное в луковой шелухе пасхальное яйцо! Привязали к нему язык и, не удержавшись, стукнули им в крутой бок. Колокол ответил гулким певучим звуком. Аффоний в страхе заткнул уши и посмотрел вниз. Монахи грозили им кулаками. Разве можно — на Страстной неделе в колокола звонить? Теперь их накажут.
Когда спустились вниз, Аффония за ворот рясы схватил архиерей Варсонофий и закричал на него. Кто знает, что было бы дальше, если бы в эту минуту не прибежал келарь Варнава с сообщением о приезде Никона. Святые отцы поспешили уйти, да и остальные монахи молча разошлись по кельям. Около собора Тикшай с Аффонием остались одни. Постояли молча, потом Тикшай сказал:
— Совсем забыл… Утром видел Матвея Ивановича. Он позвал меня на рыбалку на Ильмень. Не пойдешь?
— Пошел бы, да боюсь, хватится Паисий. Он и так следит за каждым моим шагом. Чуть что — сразу жаловаться.
Тикшай не стал спорить. Что и говорить — обычаи монастыря кое в чем злее тюремных: и душу кандалами скуют. Провинившихся ждут здешние подвалы, они глубоки, в два человеческих роста. Если попадешь туда — считай, до смерти не выйдешь.
Аффоний грустно добавил:
— Ты иди, ты вольный человек — в монахи не постригся…
— Тогда исполни мою просьбу: коровам попозже сена положи, вдруг до утра не вернусь.
— Это не трудно, исполню, — обещал монах и пошел в свою келью.
Тикшай отправился на берег реки. Волхов под закатным солнцем отливал алым бархатом. Вышедшие на противоположный берег гладкоствольные сосны горели высоким золотым костром.
Тикшай замер, любуясь открывшейся картиной, потом нехотя спустился с обрыва к мосту. Это сверху, с пригорка, вода казалась неподвижной. На самом деле поток несся с такой силой, что запросто мог одолеть прочные бревна моста. И сама вода была мутная, цвета ржавчины, с обилием различного мусора.
«Какая уж сейчас рыбная ловля? Русалки за волосы схватят — не узришь!» — мелькнуло в голове у парня, и он попятился назад от воды.
В это время от пристани донеслись крики. Тикшай оглянулся. На дощатом настиле среди бочек, тюков и кулей стояли люди и, громко крича, показывали на реку. Тикшай глянул в ту же сторону и обомлел: множество судов и лодок плыли со стороны Ладоги.