И он стал кричать на них:
— Что вы делаете! Великий князь Николай Николаевич крайне недоволен генералом Врангелем, а вы его хвалите. Я только что был у великого князя…
Могло ли это быть? Что общего у великого князя с Марковым 2-м? Я ничего не сказал тогда, но подумал: «Есть общее». Марков, не знаю по какой причине, не примкнул к белым, то есть не принимал участия в Гражданской войне. Великий князь Николай Николаевич — тоже, хотя он жил в Крыму и генерал Деникин предложил ему возглавить Добровольческую армию. Это я знал точно.
…Александр Иванович Филиппов и его друг продолжали:
— Мы испугались и написали что-то против Врангеля, а потом перестали вообще о нем писать. Но мы очень сожалели. Миллер перестал нас субсидировать, и мы не знаем, как поступить.
Я объяснил им, как, по-моему, следует поступить. Через день в газетке появилась передовая статья, которая начиналась, если память мне не изменяет, так: «Мы всегда говорили, что генерал Врангель…» и дальше шло в том же тоне, как и прежде, как они действительно всегда говорили. Мой расчет был построен на том, что читатель будет сбит с толку и подумает, что он что-то пропустил, а теперь все в порядке. Так оно, в общем, и вышло. Когда я пришел к генералу Миллеру, он как раз читал газетку и спросил меня:
— Как вам это удалось?
Я ответил:
— Секрет ремесла, ваше превосходительство. Надеюсь, вы возобновите им субсидии?
— Да, конечно.
Я много раздумывал, да и теперь еще раздумываю, вспоминая минувшие дни, что таилось под этим посещением Марковым великого князя?
Несомненно, что Марков обвинял генерала Врангеля в бонапартизме, в том, что он не прочь занять престол. Это была канва, по которой можно было вышить разные узоры. А что было правда, это мой разговор с Петром Николаевичем Врангелем. Он сказал мне:
— Я знаю их всех. Романовы ушли, потому что Романовы выдохлись. У них не было вкуса к власти. Были они слабовольны. Думают, что великий князь Николай Николаевич обладает сильной волей. Это неверно. Он мог быть грубым, мог ударить хлыстом по зубам трубача, стоявшего рядом с ним, когда тот подал неверный сигнал. Он мог повесить Мясоедова, хотя этого, может быть, и не надо было делать…
Тут я подумал про себя: «Когда был повешен Мясоедов во время войны, среди солдат стали говорить: “Вот, великий князь Николай Николаевич сколько генералов в цепях в Сибирь послал”».
— Вот тогда надо было проявлять волю, — продолжал Петр Николаевич, — когда великий князь Николай Николаевич двигался с Кавказа в Ставку, чтобы принять верховное командование. А когда его перехватили по дороге два министра и сказали ему, что Романов не может стоять у власти при настоящих обстоятельствах, он спасовал.
Я спросил:
— А что же надо было ему делать?
— Что делать? Послать их к черту. Приехать в Ставку и опереться на кавалерию. Кавалерия тогда еще совсем не была развращена. Конечно, это был риск. Но для этого надо было иметь волю. А он? Он Николай III.
Эти слова я слышал собственными ушами. Но, может быть, Врангель говорил их и другим? И, может быть, эти колючие слова дошли и до великого князя? Весьма возможно, что Николай Николаевич охотно слушал разглагольствования Маркова о бонапартизме Врангеля. Ответ, когда-то привезенный «Принцессой», тоже не свидетельствовал о его сильной воле.
А раньше? В октябре девятьсот пятого года в Петергофе у Николая II проходило очень волнительное совещание. Разразилась всеобщая политическая забастовка. Железные дороги встали, в Петергоф проехать было нельзя. Но даже и в те тяжелые дни происходили забавные случаи. Собравшиеся у государя очень удивились, когда вдруг появился Горемыкин.
— Как вы приехали?
— На тройке. Это стоит всего двадцать пять рублей.
И вот кто тогда заставил Николая II подписать Манифест 17 октября, обещавший всяческие свободы? Манифест не только не стал маслом, утешающим бурю, а наоборот, стал керосином, вылитым на огонь. На него евреи ответили яростной злобой — может быть, потому, что о равноправии в нем не было упомянуто. И в шестистах городах, городках и еврейских местечках разразились еврейские погромы. Несмотря на все ошибки злосчастного императора, в западной части России еще были монархисты.
Так вот, великий князь Николай Николаевич командовал войсками Санкт-Петербургского военного округа. И он грозил застрелиться, если Царь не подпишет Манифеста.
Все это были факты, которые говорили о том, что генерал Врангель был прав. Но было и другое. Именно великий князь Николай Николаевич обещал во время войны автономию Польше, и это был шаг разумный. И он же, когда Париж погибал, сломав график развертывания наших войск, бросил в Восточную Пруссию три корпуса, чем заставил немецкое командование снять с парижского направления два корпуса и перебросить их на восток.