— Дело в том… Я его видел … как он лежит там, на полу, в луже собственной крови. Когда мы только прибыли на место, то я, как и вы теперь, сперва подумал, что нам подкинули очередного жмурика, но когда я вошёл в комнату и увидел его, так мне вмиг поплохело. На его груди не было кожи. Её сняли точно с какой-то скотины. А ещё эти глаза… пустые глаза… их пристальный взгляд… Тьфу…
Жуткая картина глубоко въелась в память старшины во всех мельчайших деталях. Мужчина хотел облегчить свои страдания и разделить страшную ношу с кем-то ещё, но прикусывал язык, чувствуя, что, поддавшись слабости, он неминуемо и навечно проклянёт ещё одну душу. Хромос видел отражение его внутренней борьбы в поникшей фигуре, окаменевшем лице и мечущимся взгляде и не стал силой выпытывать остальные подробности. Он решил, что раз он и так вскоре увидит всё сам, то пускай советь и без того страдающего солдата останется чистой. Страх и смятение повидавшего все виды человеческой жестокости мужчины вызвали в капитане неподдельный, но довольно странный, крайне циничный и в некотором смысле извращённый, разумеется, исключительно по профессиональным причинам, интерес к произошедшему. На его памяти ещё никто в Лордэне не сдирал с мертвецов шкуры.
Лордэн был крупнейшим торговым городом на северо-западном берегу континента. Роскошные постоялые дворы, банки с вековыми историями, круглосуточные игорные дома, богатые купеческие гильдии, чьи здания напоминали королевские дворцы и бесконечные ряды лавок, в которых можно было найти абсолютно любую вещицу, — собранные вместе они составляли мраморный скелет величественного и могучего колосса, чьи пальцы дотягивались до плывущих облаков человеческих грёз. Его плотью были разодетые в шелка и жемчуг предприимчивые торговцы и прославленные на все миры мастера всех известных искусств, что безустанно трудились над шедеврами, в чьё рукотворное происхождение было невозможно поверить. Вместо крови в его жилах текли полноводные, неиссякаемые и не знающие засушливых лет реки серебряных и золотых монет, зачаровывавших сердце всякого дельца своим сакральным и священным звоном. В этом заветном крае человек с хитрым умом и дарованным богами талантом мог всего в один год превратиться из голодного и немытого бродяги в толстощёкого и щеголеватого хозяина жизни с армадой торговых судов, чей лес мачт закрывал линию горизонта, и грудой сокровищ, о которой не смел мечтать ни один из драконов — живое воплощение алчности. Эта сказочная молва ходила среди юных мечтателей-честолюбцев, живших за пределами высоких стен, над которыми возвышались путеводные маяки — золочёные шпили величественных дворцов. Тот же, кто приходил в сей дивный град, дабы испить из его живительных рек, вместо сладкого нектара изобилия вкушал лишь соль из пролитых пота, крови и слёз.
Погруженные каждый в свои дурные, совершенно безрадостные размышления, члены отряда спустя гнетущую, безмолвную вечность добрались до постоялого двора «Золотой Телец», считавшегося одним из лучших и самых дорогих мест в городе, где мог остановиться безродный, но имевший крупное состояние путник. Над высоким монументальным забором, чьи плиты украшали разнообразные сценки-барельефы, виднелась покатая черепичная крыша трёхэтажного здания, сложенного из жёлтого камня. На широком ухоженном дворе, правее здания гостиницы, стояла чистая конюшня на пару десятков лошадей, а рядом с ней, выставленные в плотную и ровную шеренгу стояли вычурные и громоздкие экипажи постояльцев. Были там и приземистые бараки для прислуги, круглыми днями горбатившей спины, чтобы поддерживать имя и репутацию постоялого двора, но внезапное и жесткое убийство, совершенное в его стенах, в один день могло разрушить выдающийся результат всего их многолетнего труда.
В центре двора горело наспех разведённое кострище, освещавшее трепещущим пламенем четырёх рядовых стражей и стоявшего между ними офицера. Как и у Хромоса, из его шлема выступал короткий, походивший на спинной плавник рыбы гребень, вот только он был кроваво-красным, в цвет атласного плаща, закрывавшего его могучую спину. Это был цвет самого надёжного щита и острого меча города — цвет начальника городской стражи. Имя ему было Хéйндир Уонлинг, и он уже успел разменять шестой десяток. Его некогда чёрные как смоль и жёсткие как проволока волосы покрывал коварный иней седины, морщины изрезали его чутка скошенный лоб, кожа на веках и горле стала дрябловатой и слегка обвисла, как у старого мастифа, но несмотря на это его крепкая и статная фигура всё продолжала излучать ауру силы и жизни. Родом он был с далёких и суровых Северных Островов, и, как у большинства его земляков, лицо северянина было прямоугольным с высокими скулами. Он был обладателем крепкой угловатой челюсти и средних размеров рта с узкими, светлыми губами. На чутка приплюснутом и смотрящем самую малость вправо носу виднелась характерная горбинка, оставшаяся после одной из драк, коих в его бурной молодости было несчётное количество. Да и вообще, почти всё его тело покрывали неровные узоры заживших ран, которые он с гордостью носил вместо орденов и медалей. Истинному воину были ни к чему блестящие и крикливые побрякушки. Но самой заметной и выразительной его чертой были светло-карие глаза, которые порой казались тёмно-оранжевыми. Они были ясными и бодрыми, в них ещё сохранялся огонёк юношеского задора и азарта, которые у большинства людей исчезают вместе с отжитыми годами. Однако в тот недобрый вечер и его пламя оказалось потушено мёртвыми водами скверных мыслей.
— Приветствую и благодарю вас, капитан, что вы присоединились к нам посреди ночи, — сказал Хейндир, когда крошечный отряд Хромоса ступил на освещённую пламенем землю.
— И я приветствую вас, господин Уонлинг, — ответил капитан, протянув начальнику руку. Хейндир ухватил предложенное предплечье, крепко сжав его толстыми пальцами. Капитан ответил тем же. — Мне доложили, что у вас здесь обнаружили мёртвого купца. Это так?
— Да, вроде того, — негромко сказал Хейндир, обернувшись в сторону одного из окон на третьем этаже. — Рассказывать ничего не буду, проще тебе самому сперва всё увидеть, так что не будем медлить. Идём.
Капитан с командиром направились к парадному входу в здание гостиницы, оставив семерых стражей ожидать их возвращения на улице, подбрасывая щепки в ненасытное пламя. Поднявшись по короткой и широкой лестнице, они встали перед большими резными дверьми из красного лакированного дерева. Мелкая и искусная резьба изображала две выпуклые бычьи головы по одной на каждой из дверных створок, а вместо ручек были приспособлены вставленные в деревянные ноздри отполированные латунные кольца. Сразу за порогом их встретил наборный паркет из разноцветных сортов дерева, который обошёлся прошлому хозяину в значительную сумму и по которому было даже как-то жалко и неудобно ходить, ввиду его невероятной красоты. Главная зала постоялого двора, она же исполняла роль парадной, была обставлена роскошно и со вкусом, преимущественно в бардовых и золотых тонах. На дорогих, сверкающих лаком скамьях лежали мягкие подушки с обильной бахромой, а их поверхности были расшиты изображениями цветов и животных. На столах стояли подсвечники в форме дракончиков, державших в когтистых лапах горящие свечи. В расписных вазах покоились свежие цветы, от которых исходил тонкий аромат, заполнявший собой всё пространство. Эта зала уже многие годы впечатляла гостей, чувствовавших себя дорогим и любимым гостем во дворце у до неприличия расточительного герцога или графа.
На одном из диванов сидела пара человек. Это были старик в опрятном дворянском костюме, с зализанными назад жидкими волосами, и худощавый, болезненно бледный, но бодрый и даже в чём-то весёлый мужчина, с мутными очками на остром носу. Тощий всячески успокаивал седовласого и смог добиться в этом значительных результатов, но с появлением стражей старика всего передёрнуло, он резко вскочил и, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, помчался к Хейндиру.
— Н-ну что? Теперь-то вы заб-б-берёте тело? — выпалил он, почти уткнувшись носом в чешую доспеха.
— Извините, господин управляющий, но нам надо ещё раз взглянуть на комнату, перед тем как выносить оттуда мертвеца, — вежливо, но бескомпромиссно ответил Хейндир, пока Хромос снимал шлем с взмокшей головы.