принудительное наказание получать… Ведь ждем мы всегда одну награду, хоть и про риски знаем.
Теперь мы, конечно, расчеты и учеты ошибок точнее ведем. Но старые недочеты исправить
сложно. Прежде мы на безудержный риск шли без разбора ситуации и с отмашкой от последствий
– и делали это чаще, чем было необходимо… Чуть что – пошли на риск… А сейчас у нас и пути
другого не осталось, кроме как идти по этому риску, как по дороге, проложенной среди
непроходимых чащоб, – маршем и до конца…
Нам трудно думать, что мы не надо всем властны – особенно после времен полной уверенности
во всевластии. Мы привыкли считать, что наши командиры только отчасти подчинены той силе,
тому закону, которым полностью послушно все остальное, – что разум S12 возглавляет этот
порядок и управляет им. А управляют наши командиры лишь нами, направляя нас по выбранным
ими координатам одной общей системы порядка… И исходы всех наших марш-бросков зависят от
того, как точно они эти координаты рассчитают. Порой мы по их расчетам прямо к цели подходили,
но бывало и… От их ошибок мы и в гиблые пустыни заходили, и еще похуже… Но вроде
выбирались еще отовсюду… пусть и с потерями.
Солнце с луной – это еще потери не худшие… И вообще – почти еще не потери. Отдалились
мы, конечно, от солнца, но все ж не сильно. А было время, мы могли… Мы в расход чуть не всю
солнечную систему пустить собирались… Теперь холод и мрак не дают нам про это забыть…
Особенно про то, что к этому, по большей части, причастны мы… Гравитационные поля системы
перестроили мы…
А черт с ними – с гравитацией, с темной энергией… Теперь мы эти силы бездумно и без особой
нужды точно не тронем… И не только потому, что у нас к ним просто доступ перекрыт… Враг нас
даже к термосфере слишком близко не подпускает… По орбите Земли курсируют его базы и
тяжелые истребители… Нет, мы и без них эти силы бездумно не тронем – не совершим и не
допустим таких ошибок, как холод и мрак… чтоб не допустить таких ошибок, как “белые медведи”
и “хранители” Ивартэна… Но сейчас мне нужно больше думать о силах моих… К рассвету солнце
опять пробьет истонченный воздух… Будет палить так, что мы еще вспомним ночную стужу… С
рассветом мы опять вступим в бой… Но мы еще сможем вернуться в Штрауб… А наш командир…
он останется здесь – под этим сломанным небом…
Ничего, сейчас они нам головы сносят, но скоро будем сносить – мы им. Вышибем этим
железкам кристаллы, как они нам вышибали мозги. Медведь-лученосец еще склонит голову под
рукой человека, прошедшего холод и мрак. Похоже, я впадаю в дрему – эти лозунги обычно мне в
голову со сном идут, как образ того офицера, которого проецируют в Штраубе… Он и сейчас стоит
перед глазами – этот офицер приходит из тьмы со штормовым ветром, бьющим в лицо и гонящим
ледяную пыль… Он поднимает штурмовой излучатель XF501, протягивает руку вперед и бросает к
нашим ногам “убитый” вражеский разум – погасшие кристаллы… И за его спиной разгорается
утренний свет… По нему сразу видно, что он – победитель, которым повержен враг и которому
покорились могучие силы. Только в глазах этого мощного мудрого человека сохранен навечно след
военного времени. Лесовский почему-то считает, что он не похож на того, кто вышел из замерзшей
темени, – что слишком уж он хорош собой… еще и чистый, будто не с поля боя. Но он –
победитель. Не с чего ему быть обугленным, покалеченным, голодным и замерзшим. С победой и
нам ничто не помешает стать такими, как он… Как раз поэтому этот офицер встает перед глазами
каждый раз, когда я, продрогший, валюсь с ног и готов проглотить скингера целиком и живьем. А я
уже готов проглотить скингера живьем – со всеми его лохмами – вот и думаю про того гордого и
уверенного офицера, на которого равняюсь. Но нужно согнать этот полусон, отогнать боль и
усталость…
– Герф, думаю, здесь будет видно приближение “медведей”…
– Если мы увидим “медведей”, это точно будет последнее, что мы увидим, – нечего и смотреть.
– Лучше последним увидеть их полет, чем темный обрушенный их лучами тоннель.
16
Я с ним не то, что не согласен, но сейчас мне об этом… Натянутые нервы мне скоро порвут и