Оказавшись на грани гибели, Галантия решилась взять судьбу в свои руки и сама предложила Малиру брак. Взамен она обещала то, от чего он не смог бы отказаться: отправиться к своей семье под видом визита и освободить пленницу, которую он так жаждал вернуть. Малир нехотя согласился, словно пытаясь отложить свою ненависть к ней.
Чувства обоих мужчин к Галантии становились всё сильнее, и столь же ожесточённым становилось их соперничество. Беспокоясь за её судьбу, Себиан не доверял «смягчившемуся» Малиру. Раздражённый его вмешательством, Малир отправил Себиана на ложную миссию, чтобы остаться с Галантией наедине и завоевать её сердце.
Когда Себиан вернулся и понял, что был обманут, он также узнал страшную правду: Малир никогда не собирался жениться на Галантии. Вместо этого он заручился поддержкой лорда Тарадура, пообещав жениться на его дочери, леди Сесилии, в обмен на помощь в нападении на Тайдстоун.
Узнав, что чувства Малира были лишь притворством ради отвлечения от его планов, Галантия была сокрушена. Её сердце уже было разбито, но окончательно его уничтожил Малир, открывший, что и Себиан никогда не сможет по-настоящему её полюбить, ведь его истинная возлюбленная погибла.
Осознав, что её никогда не любили, и никогда не будут любить, Галантию разнесло на тысячу осколков. Но из этих осколков она возродилась — с белыми крыльями, раскрывая свою истинную сущность Белой Вороны, и её стая поднялась в небо…
Глава 1
Себиан
Наши дни, замок Дипмарш
Холодный, разрывающий душу шок заморозил кровь в моих жилах, чувства тонули под натиском звуков и запахов, оглушавших мой разум: порыв крыльев, колыхавший черные пряди, выскальзывавшие из моего захвата, болезненное карканье, отдававшееся эхом от каменных стен, затхлый, мускусный запах птичьего пуха в носу. Этого не могло быть…
Четыре ворона, перья которых были бледны, как сама зима, скользнули в летные отверстия у верхушки стены в покоях Сиси. Словно призраки, они растворились в водовороте снега и ветра, их пронзительные крики таяли в ледяном небытии.
Мой разум кружился по кругу.
Этого, блядь, просто не могло быть.
— Что здесь произошло? — прогремел позади голос Аскера, должно быть, из дверного проема, скрежет его черных доспехов из аэримеля выдавал напряжение в каждом движении. — Где леди Галантия?
Исчезла. Галантия исчезла, не оставив после себя ничего, кроме пары белых перьев, медленно кружащихся в воздухе. Что за хреновина тут только что случилась?
Я взглянул на Малира, выискивая в его бледных чертах хоть тень усмешки, улыбки — чего угодно, что подсказало бы: он понимает происходящее, пока мой мозг отказывался что-либо объяснить. Но вместо этого я увидел его разинутый рот, нижнюю губу, дрожащую так же, как пальцы, которыми он прочесывал длинные черные волосы, пока не сжал их в кулак.
Его замешательство дошло до меня лишь тогда, когда он уставился на меня своими широко распахнутыми серо-карими глазами, которые с каждой безмолвной секундой сужались, пока взгляд не метнулся за мою спину, к Аскеру. И его крик разнесся, разбиваясь о стены:
— Найдите Белую Ворону! Поймайте стаю и приведите её ко мне!
Белая Ворона. Да.
Галантия была Белой Вороной.
Птицы Аскера метнулись мимо меня, оставив за собой тень, скользнувшую в летное отверстие.
— О боги… — почти выдохнула Сиси в свадебном платье, что предназначалось Галантии. Её медно-рыжая грива вспыхивала огнем на фоне черной теневой ткани и перьев. Подняв дрожащую руку, она указала на пол. — А что с этой?
Я опустил взгляд.
Грудь сжалась.
На камне тихо сидела одна-единственная белая ворона, неподвижная, с плотно прижатыми к телу крыльями и глазами, полными боли, едва открытыми и всё чаще закрывающимися в медленном моргании. Её тусклые, потрепанные, изломанные перья объясняли запах земли, пыли и пуха, но не то, почему птица была не больше ювенильной2. Что с ней было не так?
— Это аноа Галантии, птица в нашей стае, что несет дар, — я присел на корточки, медленно протягивая руки к птице, больной вид которой никак не тревожил её. — В ней нет ни следа магии, будто…
Малир выхватил птицу, заключив её в ладонь, прижал к груди одной рукой, прикрыл другой и отвернулся.