— Нечестно прекращать защищаться. И веселья никакого, — вытирая окровавленные кулаки о штаны, я всмотрелся в него, ища тени, но не нашёл ни единой. Неужели его аноа покинуло его? — Где твои тени?
Малир рассмеялся, захлёбываясь кровью. Хриплый смех перерос в судорожный, почти безумный. Он провёл тыльной стороной ладони по губам, а затем сплюнул комок розовой слюны сквозь прутья клетки. Плевок упал в солому, обрызгав белые перья птички Галантии.
А рядом с ней сидел аноа Малира…
… бережно разглаживая её повреждённые крылья.
Глава 2
Галантия
Наши дни, Тайдстоун
Холодный воздух, пропитанный солью и льдом, кусал наши перья. Рядом гулко били о скалы волны, и этот грохот сливался с нашими слабеющими взмахами крыльев. Мышцы, кости, сухожилия… каждая часть тела ныла с такой нестерпимой силой, что силы покидали нас. И всё же мы летели.
Внизу простиралась земля, укрытая лазурным полотном, с фиолетовыми хвойными деревьями, разбросанными по пёстрым лугам. Какая же это была красота, какая насыщенность — словно художник вылил свои самые густые масляные краски на весь мир.
Порыв ветра ударил в крылья.
Он сбил нас в сторону, пронзив острой болью — мышцы горели, кричали. Мы сорвались с небес, отчаянно размахивая крыльями, пытаясь поймать хоть какое-то дуновение, что унесло бы нас к деревьям, пока мы падали всё ниже, ниже. Иглы царапали перья. Снег ложился на наши тела, пригибая их. Когти судорожно скребли по стволу в поисках опоры.
Напрасно.
Тёмные когти скользнули по сучковатой коре. Мир завертелся, превратился в расплывчатый вихрь, пока, с несколькими глухими ударами, нас не поглотило ледяное одеяло снега. Внезапная сила взорвалась внутри нас, извиваясь, корчась, разрываясь волной иголок, что впивались в кожу.
Все краски исчезли.
Я прищурилась от ослепительного белого сияния, исходившего отовсюду. Лёгкие свистели, вбирая острый, ледяной воздух, пока холод пробирался сквозь тень-ткань моего платья. Дрожь пронеслась по телу, голову обожгло градом вопросов. Что произошло? Где я?
Нет!
Кем я была?
Белой вороной.
Слабый всхлип сорвался с моих губ и растворился в морозном воздухе. Разум метался, сплетаясь с безумным эхом этого ответа, ища хоть какую-то нить здравого смысла в разрывающемся сознании. Я не ворон. Не могла быть. Я — Галантия из дома Брисден, чёрт возьми! Единственная живая дочь лорда и леди Брисден!
Что-то щекотнуло висок.
Дрожащие пальцы потянулись и вынули одинокое, хрупкое, молочно-белое перо с моего лица. Просто совпадение. Оно могло быть откуда угодно. Из подушки. Из пустого гнезда в ветвях над головой. Или… или…
Больше у меня ничего не было. Как бы я ни цеплялась за рвущиеся лоскуты рассудка, ища утешение в неведении. Но разве я не поклялась больше не прятаться? Всю жизнь я прожила во лжи — и что это дало?
Предательство и ложь.
И недавно — разбитое сердце.
Здесь для тебя нет любви.
Ни от меня, ни от него. Никто тебя нигде не любит
Слова Малира шептала ветряная боль, трескавшая мои губы, и я сжала глаза, не давая хлынуть горячим слезам. Слишком много для моего сердца. Слишком много для разума. Как я могла быть такой слепой?
И Себиан…
Сердце сжалось при мысли о нём: там, где должна была расцвести любовь, теперь зияла пустота, наполненная лишь болью. Это резало. Боги, как это резало…
Я не знаю, сколько пролежала так, чувствуя, как новые слёзы стекают по переносице и исчезают на другой стороне. Слишком долго. Отчего я вообще плакала? О потерянной великой любви? Как же жалко я выглядела…
Я вытерла глаза о плечо платья и поднялась. Малир, может, и сломал меня, но я жива. Пока жива. Ему не удалось меня убить, но это сделает холод. К чёрту, да где вообще?
Моргнув, стирая мутность перед глазами, я всмотрелась в пейзаж. Там, в серой дымке горизонта, возвышался силуэт внешних стен Тайдстоуна. Дорога из Глостена — или, может, от южных ферм, трудно было сказать из-за снега — вела прямо к воротам. Я была в безопасности.
Или нет?
Сознание болезненно заострилось на хрупком стержне пера, всё ещё зажатого между большим и указательным пальцами. Каждая секунда молчаливого раздумья ускоряла пульс. Разум вопрошал: стоит ли возвращаться в Тайдстоун? Ворона? Как это возможно? Знал ли отец? Вряд ли. Мать? Если она вообще моя мать…