Итак, идея повторения жизни превращается в отрицание жизни. Во всем этом О'Нейл обходит один простой факт — Нина построила свою жизнь на лжи, и этим объясняются все ее несчастья. И ее сын, уходя со сцены, говорит нам, что он так же труслив, как и его мать: «Мне это и в голову не приходило!.. Нет!»
Тут мы видим, как концепция абсолютного рока конкретно влияет на развитие драматической ситуации. То обстоятельство, что и мать и сын избегают правды, трактуется не как личная трусость, а как судьба. Гордон не решается выступить против матери и продолжить разговор, который окончился бы ее поражением, — как он вынужден был бы поступить в жизни. Он предпочитает сохранить иллюзии и отправляется в свадебное путешествие. Поскольку чувство превалирует над фактом, получается, что человек любой ценой охраняет свое чувство, даже когда это означает отрицание реальности или бегство от нее.
Последняя сцена «Странной интерлюдии» содержит хаос незаконченных идей, что указывает на лихорадочную неуверенность драматурга. Здесь упоминаются и религия, и наука, и женская интуиция, и «мистическое предчувствие красоты жизни», и долг «любить для того, чтобы жизнь могла продолжаться», и т. д. Мучительность этих поисков придает достоинство смятению автора.
Какой бы путаной или возвышенной ни казалась мысль драматурга, она отражает его собственное отношение к окружающему миру. Бесцельная и лживая жизнь Нины именуется прекрасной, потому что она была прожита во имя чувства. Из последнего акта следует, что вечная цель жизни — в повторении саги чувств. Однако чувства Нины — это чувства женщины, ведущей обеспеченную, праздную жизнь. Ее эмоциональный мир определяется социальным строем. Все ее чувства и мысли направлены на сохранение незыблемости окружающей среды. Этим объясняются ее рабская покорность общественным условностям и убеждение, что обман социально необходим. Снова и снова она повторяет, что все, к чему она стремится, — это счастье; ее представление о счастье эротично. Нину не интересуют другие люди, у нее нет желания как-то воздействовать на окружающую среду. Она отчаянно пытается притвориться, что живет вне определенной среды, потому что только при этом условии она вообще может существовать. Если бы она столкнулась с настоящей жизнью, весь ее праздный сентиментальный мирок разбился бы вдребезги. Ее преклонение перед чувством — это преклонение перед определенной системой социальных отношений. Это еще более очевидно в трилогии «Траур идет Электре», последовавшей за «Странной интерлюдией». Мистицизм О'Нейла возвращает его в мир реальности; его больше не удовлетворяет изображение безвольного подчинения чувству, как это было в «Странной интерлюдии». Надо пойти дальше, надо показать деятельную жизнь, а это приводит к неврастеничному представлению, что над реальностью царят кровь и сила.
В пьесе «Траур идет Электре» О'Нейл иллюстрирует шпенглеровскую концепцию современного интеллекта, «трепещущего перед собственным сатанизмом». Насилие здесь не просто необходимый атрибут действия; это — самоцель. Чармион фон Виганд указывает, что «перед всеми героями пьесы были открыты более естественные пути, но они избирают путь убийства и крови, — или, вернее, его избирает для них автор». Ясно, что у героев вообще нет никакого выбора, а решение автора повести их по пути крови и убийства вырастает из потребности оправдать жестокость и насилие как нормальные условия нашего существования. Страх писателя перед жизнью порожден тревогами и напряженностью того мира, в котором он живет; поскольку не устойчивость окружающей среды есть следствие непрерывного процесса изменения, первый шаг сводится к изобретению вечности («сияющее проявление бога-отца»), в которой какие бы то «и было изменения лишены смысла; поскольку невозможно создать вечность из ничего, автор создает ее из собственного опыта; его вечность — это кристаллизация его мира в раз и навсегда установившуюся форму. Ибсен показал нам разложение буржуазной семьи как часть единой цепи причин и следствий. Причины — непрерывно возрастающее обострение социальных противоречий; следствия — вытеснение нормальных чувств похотью и алчностью, ненавистью и эгоизмом. Это и есть тот самый мир, против которого восстает О'Нейл и бежать из которого он стремится. Но он пытается создать мир абстрактного чувства — из тех самых чувств, от которых бежит; построить вечность из похоти и алчности, ненависти и эгоизма. В «Странной интерлюдии» чувства абстрактны, это утонченное желание счастья, поэтому автор делает алчность и сексуальность Нины, ее ненависть и эгоизм сентиментальными, придает им облик высоких стремлений. Тем не менее это единственные чувства, на которые она способна. Но драматург не может остановиться на этом; им движет потребность уничтожить собственную коллизию с окружающей средой; он должен вернуться назад и попытаться объяснить мир через похоть и алчность, ненависть и эгоизм. Он начал это в пьесе «Любовь под вязами» и продолжил в пьесе «Траур идет Электре».