Мой и без того длинный рабочий день стал еще длинней, однако мои отлучки из Вашингтона не стали продолжительней. Моя семья жила обычной жизнью семьи военного того времени, спокойно встречая события и не задавая лишних вопросов. О характере моей работы она узнала лишь через три года, в тот день, когда было объявлено об атомной бомбардировке Хиросимы.
19 сентября полковник Маршалл прибыл в Вашингтон и мы обсудили с ним сложившуюся обстановку. «Манхэттенский инженерный округ будет функционировать как и раньше, а он, — сообщил я, — остается главным инженером этого округа». Вскоре, однако, Робинс и Рэйболд были освобождены от ответственности за проект, и мне пришлось заниматься вопросами, которыми раньше занимался Стайер.
Вместе с Маршаллом мы снова посетили Буша. На этот раз наша встреча прошла гладко. Он коротко познакомил нас с предысторией проекта, ответив на многие возникшие у меня вопросы и дав много ценных советов. Он рассказал, что военно-морской флот не привлекается к работам проекта в соответствии с указанием президента, добавив, что, по его мнению, — это большая ошибка. Его обрадовало, как мне показалось, мое предстоящее посещение исследовательской лаборатории военно-морского флота с целью ознакомления с работами в области атомной энергии.
Прежде чем мне уйти, Буш заметил, что обращение с секретными сведениями внутри проекта стало несколько небрежным и выразил надежду, что нам удастся наладить должный порядок. Особенно ему казалось важным сохранить в секрете последние научные результаты, полученные в Беркли.
Моим первым шагом, после того как я осознал возложенные на меня обязанности по руководству урановым проектом, было стремление ликвидировать препятствие, которое, судя по моему опыту строителя, было основным. Надо было добиться высшей категории снабжения, ибо без этого шансов на успешное завершение проекта у нас не было. Если наше дело действительно наиболее важное, то мы должны иметь абсолютное преимущество в вопросах снабжения.
19 сентября я посетил Д. Нелсона, возглавлявшего Совет по военной продукции, и изложил свои взгляды в очень простой, но решительной форме. Его реакция была крайне отрицательной. Тем не менее она быстро изменилась, и, когда я уходил из его комитета, в моем кармане было письмо Нелсона следующего содержания:
Я полностью согласен со срочной передачей через Вас полномочий Совета по снабжению армии и флота начальнику Манхэттенского инженерного округа с целью установления высшей категории снабжения или любой менее высокой категории, в зависимости от потребности по тем позициям снабжения, которые, по его мнению, не могут быть вовремя получены другим путем и могут поставить под угрозу работы, проводящиеся под его руководством.
Почему Нелсон так легко уступил, я так и не узнал. Как бы там ни было, но в результате моего похода к Нелсону мы обеспечили себя высшей категорией снабжения почти на год.
Через два-три дня мы с Маршаллом посетили исследовательскую лабораторию военно-морского флота, где контр-адмирал Бауэн и доктор Росс Ганн, его технический советник, рассказали нам об их экспериментах по разделению делящихся материалов. Это было мое первое непосредственное знакомство с исследованиями в области атомной энергии. Оно оказалось, однако, не таким страшным, так как для инженера процесс, над которым они работали, — термодиффузия в жидкости — был вполне понятным.
23 сентября я был произведен в бригадные генералы и официально приступил к исполнению обязанностей руководителя проекта. В тот же день я присутствовал на совещании, происходившем в конференц-зале военного министра. На этом совещании кроме Стимсона присутствовали генерал Маршалл, Буш, Конэнт, генерал Сомервел, генерал Стайер, вице-адмирал Пернелл, Бэнди и я.
Целью собравшихся было определить характер и состав органа политического контроля за работами в области атомной энергии. Всем было ясно, что ответственность тут слишком велика, чтобы ее можно было возложить на одного человека, и в то же время было ясно, что каждый член группы, созданной для такого контроля, должен был иметь возможность уделять проекту столько времени, сколько окажется нужным. Это условие автоматически исключало из числа кандидатов членов уже существовавшей группы по высшей политике, так как все три члена ее (вице-президент Уоллес, Стимсон и генерал Маршалл) не могли уделить проекту необходимого внимания.
По просьбе Стимсона я рассказал собравшимся о характере будущей деятельности проекта, подчеркнув, что мы стремимся избежать создания новой промышленной империи и для этого хотим в максимальной степени использовать существующие возможности. После моего доклада Стимсон выступил с предложением о создании нового комитета по вопросам военной политики, который должен состоять из самых компетентных представителей ОСРД, армии и военно-морского флота. По его мнению, он должен состоять из девяти, в крайнем случае семи человек. Я довольно храбро возразил против такого предложения. Большой комитет будет неоперативным, медлительным в работе; большинство его членов будут рассматривать свое участие в нем как второстепенную обязанность, что наверняка нанесет ущерб делу.
Мне казалось, что комитет должен состоять из трех человек. Их можно постоянно держать в курсе дела и быстро получать от них советы и указания. В конце концов с моей точкой зрения согласились.
Один вопрос оставался, правда, нерешенным. Все признавали, что в состав комитета должны войти и Буш и Конэнт. Военный министр Стимсон решил эту проблему, предложив ввести в состав комитета Буша в качестве председателя (которого мог бы подменять Конэнт), вице-адмирала Пернелла от военно-морских сил и меня. Все были удовлетворены таким оборотом дела.
Однако во второй половине того же дня Стимсон частично изменил свое решение, назначив в качестве представителя армии не меня, а Стайера. Я узнал об этом только после возвращения из Теннесси, куда я выехал тотчас же после совещания. Стайер, сказавший мне об этом и выглядевший слегка смущенным, заверил меня, что это произошло без его участия.
Такая замена не была для меня неприятной, а ее положительные последствия со временем становились все более очевидными. Появилась возможность постоянно консультироваться у такого знающего военного инженера, как Стайер, и рассчитывать на его помощь в снабжении проекта.
На следующее утро после совещания у Стимсона я встретился с полковником Маршаллом в Ноксвилле и мы осмотрели с ним предполагаемое место строительства. Выбор участка был удачней, чем мы ожидали. Он находился вблизи Клинтона, километрах в 25 от Ноксвилла. Шоссе до Ноксвилла было вполне сносным и могло удовлетворить нас по крайней мере на первых этапах работы. Железнодорожное движение было также удовлетворительным. Воду можно было брать из небольшой речки, протекавшей по участку. Это был типичный в те времена для штата Теннесси сельский край, в котором было всего несколько небольших школ. Кое-где были разбросаны фермы, но не было ни городов, ни поселков.
Первоначально район именовался по имени ближайшего города (Клинтонский инженерный завод). Лишь с лета 1943 г. появилось новое название Ок-Ридж. Этим именем был назван поселок, возникший на склонах гор, окружавших участок (Ок — по-английски дуб, дубовый; ридж — гора, горный кряж.).
Сразу же после осмотра участка, занимавшего ни много ни мало 21600 квадратных километров, начались переговоры о его приобретении. Как всегда случается при отторжении государством больших территорий, многие жители, несмотря на то, что им была выплачена стоимость их имущества, установленная либо по доброму согласию, либо после судебного разбирательства, неизбежно оказались пострадавшими в результате такой операции.
Чтобы установить определенные ограничения в этом районе, требовалось распоряжение президента США. Оно вышло без задержки, однако, по моему мнению, было бы правильным ознакомить с ним лишь людей, имеющих непосредственное отношение к работам. Поэтому я попросил Маршалла довести это распоряжение прежде всего до сведения представителя верховной исполнительной власти штата губернатора Купера.
К несчастью, я не дал указаний, как это лучше всего осуществить, ибо надеялся, что Маршалл займется этим делом лично. Но, как оказалось, это нужно было сделать мне, поскольку Маршалл, офицер весьма опытный в общении с высшими политическими деятелями, из-за срочных дел не смог выполнить это деликатное поручение и послал своего подчиненного. Губернатор увидел в этом грубое нарушение протокола. Ему весьма не понравилось, что решение о строительстве такого большого завода в его штате было принято без предварительной консультации с ним. Кроме того, губернатора привел в раздражение невысокий чин офицера, от которого он вынужден был впервые услышать о нашем вторжении в его владения. Соображения секретности не позволяли раскрыть цели строительства, а отсутствие в то время детальных расчетов не позволяло нам даже приблизительно охарактеризовать завод. Почти вся возможная информация, с которой мы могли его познакомить, сводилась к распоряжению, объявлявшему о создании федеральной резервации. В общем, первое знакомство с будущими соседями не предвещало ничего хорошего и, действительно, печальные последствия этого неудачного визита преследовали нас в течение многих лет.