Я все еще любила Эдварда (по-своему любила тот образ, что я создала, невозможно было разлюбить его в одночасье), но понимала, что если он сейчас вернется ко мне, придет к Вольтури забрать меня, - то я с ним не пойду. Это будет тяжело для меня, больно, обидно, но я не пойду с ним. Эдвард уже сделал свой выбор, а я прошлая – умерла. Меня подобрали Вольтури, дали мне новый мир, какой-никакой, но новый, шанс, надежду… Деметрий даже пытается мне помочь, довольно экзотичным способом, но, кажется, действенным.
Прошлой Беллы, какую Эдвард знал, больше нет. Я навсегда стала Вольтури, и я примирюсь с этим, ведь это не так уж и плохо. Наверное, было бы хуже вновь поверить ему, бросить новую жизнь ради него, но затем вновь обжечься. Да, так определенно было бы хуже. Моя новая жизнь не простила бы мне предательства, не было бы никого, кто захотел бы меня поднять из руин вновь.
И, да, я понимаю, что Аро помогает мне не по доброте душевной, что Деметрий, скорее всего, нянчится со мной исключительно по приказу, - ну и пусть. По крайней мере, там, где отношения завязаны на взаимной выгоде, вряд ли предадут. Пока я нужна им, мне дадут все, мне помогут и научат. А я буду нужна им всегда. Но и Вольтури нужны мне, потому что как жить иначе, я уже не представляю.
Я тяжко вздохнула, выныривая из размышлений, посидела еще некоторое время наедине с собой и поняла, что выхода нет: надо идти мириться с Деметрием.
Найти его не составляло труда. Всего минута и я нерешительно стучу в дверь его покоев. Уверена, вредный вампир знает, что я здесь, но медлит из природного сволочизма. Наконец, дверь открывается, и я вижу недовольного Деметрия. Его взгляд холоден и тяжел, и словно пронизывает насквозь.
Невольно передергиваюсь. Оказывается, это до жути неприятно, когда вампир смотрит на тебя так. И страшно. В этот момент мне отказывает логика, и я забываю, что Деметрий ни за что не причинит мне вреда, ведь я - его задание. Ненавидеть меня – одно дело, а расплачиваться потом своей головой – другое. И я в страхе отшатываюсь.
Деметрий делает шаг ко мне и хищно ухмыляется. Не добро и по-дружески, как делал это раньше, а именно хищно. Передо мной стоит зверь. В моей голове бьется только одно: бежать! Но ноги, как назло, словно вросли в пол, я пытаюсь отскочить, но это получается так неуклюже, пячусь от него дальше. Деметрий моментально сокращает расстояние между нами. И… я упираюсь затылком в стену. Это конец.
Перед глазами мелькают какие-то до жути глупые и незначительные кадры из моей прошлой жизни.
Вот я готовлю ужин на кухне в доме Чарли, а Джейкоб стоит рядом и рассказывает мне о мотоциклах, до нас долетают звуки бейсбольного матча из телевизора и возгласы Чарли и Билли. Я делаю вид, что мне безумно интересен треп друга, хотя на самом деле я думаю о том, что мне еще нужно делать кучу уроков на завтра, стирать белье, и вообще, в свободное время, которого у меня нет, я бы лучше прочла десяток страниц классики, чем слушать совершенно непонятную мне болтовню. Нет, серьезно, неужели он не замечает моего постного выражения лица и кивков явно невпопад? Он что, реально не видит, что мне совершенно не интересно?
А вот я собираюсь в школу: готовлю себе завтрак, не забывая оставить пару бутербродов забывчивой Рене, я глажу майку и брюки, делаю незаметный хвостик на голове и выхожу из дома. Мне 11. Всю дорогу соседские мальчишки кричат мне в след о моей неуклюжести, бесформенной одежде, лопоухости и неидеальных зубах. Спасибо, что просветили, но я уже и так заметила, что не тяну на первую красавицу. А все равно обидно…
Теперь я сижу на уроке; монотонная лекция учителя усыпляет не только меня. Откровенно говоря, Майк Ньютон уже давно положил рюкзак под голову и, должно быть, видит очередной сон. Но мне так нельзя. Я же хорошая девочка, правильная, мне нужно думать о том, что скажут Рене, Чарли и Фил, я должна думать о поступлении, я должна, должна… Надоело, я не хочу, мне плевать на все! Алгебра заставляет чуть ли не плакать, она мне неинтересна, но я принуждаю себя списать все формулы и решение с доски, раз уж понимать все равно не очень получается. Осталось всего чуть-чуть, может быть, позже, когда я стану старше, мне будет позволено делать не то, что нужно, а то, что хочу я…
Всего секунда, а перед глазами проносится вся моя никчемная жизнь. Пара-тройка воспоминаний, и я осознаю, что и вспомнить-то перед смертью не о чем. Неужели это и есть моя жизнь? Такая никчемная, такая пресная и сухая. Я ведь хотела, чтоб все было иначе, я хотела по-другому. Неужели я так и не успею ничего, о чем мечтала, что хотела, что могла?
В шоке я отмечаю, как Деметрий наклоняется ко мне ближе. Его выражение лица не оставляет сомнений: еще пара мгновений и мой обескровленный труп останется валяться на каменном полу.
Слева раздается перезвон каблучков, и до моего слуха доносится заливистый женский смех. Деметрий поворачивается к источнику, впрочем, не отодвигаясь от меня. Я поворачиваясь туда же, сама не знаю, зачем.
Рыжие волосы застилают мой разум.
- Ви-Виктория, - из последних сил выдыхаю я.
Женщина, мило улыбаясь, смотрит мне в глаза и смеется.
В ее глазах, ее улыбке, ее позе – торжество.
- Амелия, - спокойно произносит Деметрий, - ты вовремя. Я как раз собирался… - он недоговаривает и поворачивается ко мне.
В его черных глазах я вижу только жажду и ненависть.
Деметрий наклоняется ко мне, и я чувствую его холодный поцелуй на моей щеке.
Я не успеваю ничего понять: сознание уплывает, и я погружаюсь в темноту.
*
- Ну, и для чего ты все это организовал, позволь полюбопытствовать? – усмехается она, - не боишься ее еще сильнее напугать?
- Брось! – отбрыкиваюсь, - кто же знал, что она такая слабенькая. Я только клыки показал…
- Деметрий, - она грациозно опускается на подлокотник моего кресла. Короткая юбка задирается еще выше, а я честно стараюсь не смотреть, - Хм, - она задумчиво улыбается, а потом наклоняется и целует меня в щеку, - только не говори мне, что пытаешь ей помочь. Мне показалось, что тебе доставляла удовольствие твоя игра.
- Амелия! Брысь отсюда! – я небрежно машу рукой в ее сторону, а она заливисто смеется и пересаживается в соседнее кресло.
- Эх, Деметрий, красавчик ты! Не был бы ты моим дальним родственником, я бы тебя соблазнила! – наигранно тяжко вздыхает она.
- Пф-ф, Амелия, ты пыталась…
- Да, но ты оказался крепким орешком, а я – слишком ценю себя, чтобы ждать тебя веками. К тому же это было два столетия назад, не будь столь злопамятным.
- Кстати, как там, хм-м, как его, Джером, кажется? – невинно уточняю я.
Амелия разочарованно вздыхает и грустно выдает:
- Увы и ах! У него неподобающий вкус. Я никогда не полюблю никого, кто одевается столь ужасно. К тому же он не разделяет некоторых моих представлений о семейной жизни.
Усмехаюсь. Ну да. Амелия была из тех женщин, что искали свой идеал. Но, если большинство из них, ждущих принца на белом коне, рано или поздно разочаровываются и либо остаются одни, либо выскакивают уже замуж за кого-нибудь, лишь бы выскочить, то Амелия превзошла всех. Из века в век она упорно «влюблялась», очаровывала своего «принца», а потом вдруг открывала в нем прорву недостатков и исчезала с попутным ветром. А принца она так и не встретила, да и вряд ли когда встретит. Единственный ее шанс – мифическая вампирская любовь, которая так ее прижмет к плинтусу, что тут уже хочешь-не хочешь, но самый ужасный его недостаток будет казаться милым чудачеством. Ну, по крайней мере, она смирится, упокоится и станет уже, наконец, счастлива.
- Так ты его соблазнила или нет?
- Фи, Деметрий, как ты можешь? Ты мне хоть и какой-то там родственник, но все-таки мужчина. Ну, ладно, отвечу: нет, к счастью, я заметила наше жуткое несоответствие раньше, чем… Да мы и познакомиться-то толком не успели!
Да-а, вампиры не меняются. Все как всегда. И Амелия в своем стиле. Кокетство и флирт были для нее игрой, забавой, но до серьезных отношений у нее дело доходило крайне редко. Игра - игрой, но в свой мир она пускала одного из сотни. Да и то, те, кто считались ее единственными близкими, мы всегда гадали, а нет ли в ней еще одного дна, искренняя ли она с нами? Или все это – лишь ее очередная игра, но уже в другом амплуа.