А может, в этом и была цель? Организовать мистификацию. Убедить руководство, что я психически не стабилен, чтобы… что? Пока что у меня не было ответа на этот вопрос. Но теоретически это возможно. Я слышал о создании саморазлагающихся роботов для выполнения специфических задач, когда нельзя оставлять следы. Да, они представляли собой что-то вроде мелких червей или насекомых, но разве есть препятствия для создания более крупных моделей?
Очень сложно и дорого, но да — возможно. Так что берём за рабочую гипотезу.
Моё пребывание в специализированном реабилитационном пансионате подходило к логическому завершению. То есть к выписке и возвращению на службу. И так оно и будет — если я не стану распространяться о сегодняшнем инциденте.
Пару недель назад я имел неосторожность во время очередной беседы с лечащим врачом обмолвиться, что стал ненавидеть холод. А что удивительного? Я ведь буквально чуть не замёрз насмерть. Но тогда мне еле удалось отбиться от корректирующего курса. Очень уж не хотелось, чтобы в моих мозгах копался кто-то совершенно посторонний, пускай и с допуском по форме номер один. Других здесь не держат.
После напряжённого разговора доктор пускай и с оговоркой, но принял мой выбор. «ПТСР у вас в лёгкой форме. Со своими особенностями, учитывая то, что вы пережили во время эвакуации. Если сейчас вы не чувствуете особого дискомфорта — то и ладно. Тесты подтвердили, что это не повлияло на вашу способность исполнять служебные обязанности. Так что оставим этот эпизод для истории болезни», — сказал он тогда.
«Дисфункция вегетососудистой системы на фоне значительной кровопотери и гипотермии», — так было написано в документах, с которыми меня ознакомили сегодня. Ощущения, которые мне довелось пережить, уже не казались смертельно опасными после того, как их обозначили точными медицинскими терминами. Будто редкое ядовитое насекомое, пришпиленное иглой и подписанное латинским названием в научной коллекции.
«Явиться в каб. №319 к 9.00» — гласило приложенное к документам предписание. «Ну хоть позавтракать успею», — подумал я тогда.
И это будет правильно. Встану и, как обычно, пойду есть в столовую. Нужно вести себя так, будто ничего не случилось. Кто бы ни стоял за вторжением, рано или поздно он проявит себя. В эту игру можно играть вдвоём.
Я достал из шкафа одёжную щётку и с её помощью аккуратно собрал пепел и ржавчину. После этого принял душ, выключил свет и снова лёг в постель. Поскольку чувства тревоги не было совершенно, я уснул своим обычным чутким сном.
Кабинет триста девятнадцать находился в самом конце коридора, возле глухой стены. Внутри, как вскоре выяснилось, вовсе не было окон. Лишь картины на стенах — не самые качественные репродукции известных пейзажистов: Куинджи, Поленов, Шишкин, Левитан. Под картинами стояли казённые чёрные кресла. В центре помещения — круглый стол из полированного дерева, на нём лампа со старомодным зелёным абажуром. За столом сидели двое: женщина лет тридцати в строгом деловом костюме и волосами, собранными в тугой пучок, и мой лечащий врач, Сергей Константинович.
Увидев меня, доктор улыбнулся и поднялся с места. Женщина осталась сидеть, зыркнув на меня сквозь тонкие очки в чёрной оправе. В ответ я лишь улыбнулся.
— Евгений, рад вас видеть. Как самочувствие сегодня? — спросил Сергей Константинович, протягивая руку.
Чтобы её пожать, мне пришлось обойти стол.
— Благодарю, отлично, — кивнул я, устраиваясь на одном из свободных стульев.
— Позвольте представить: Светлана Юрьевна, сотрудник двенадцатой службы, — продолжал доктор.
Я постарался скрыть удивление. Двенадцатая служба была полулегендарной структурой внутри конторы. Говорят, они занимались вопросами научного обеспечения оперативной деятельности, но в эту версию никто особо не верил. Очень уж серьёзные ресурсы выделялись на них: свои здания, автономная система управления, своя закрытая связь, даже собственная служба безопасности! Эдакое государство в государстве.
— Евгений Викторович, — кивнул я.
— Знаю, — ответила женщина, пошуршав лежавшими перед ней на столе бумагами. — Видела ваше личное дело.
Я вежливо улыбнулся в ответ и промолчал, терпеливо ожидая, когда мне назовут повод для разговора.