«Еще раз про бекон»
Нас вжимало в бетонный пол.Мы боялись оставить след.Вырывали с концов штурвалпробивая собой колпакпокидали несущий мироседая на землю в пар ипопадалина точкуросы.Нас вжимало в бетонный пол!Разрывало на «Аш», «Твою мать»!Мы свободны становились как ртутьпозволяя собой дышать.Нагревали нас как пятак.Мы висели под потолкомзаставляя от нас умиратьночью,летящих,на свет— вольфрамм.Но были на свете видны и мычерные точки абортовых глаз.Нас сстирали с батальных сцен!Проступало в кровь вен полотно…Они говорили бонзам: «Бетон,сырость в подвале, где кокон свит.Пыль? С картины. Из под копыт.Скрип? Конструкциятерпитлюфт…»Нас вжимало: бетон в бетон.
«Банданутый Петербург»
А в старом парке танго в аркетанцует ветер с кошельком,«позем, позем» — толкает в спину,и стынет в лед за кораблем.А в старом парке пьют по чаркеневеста, юнга и свидетельв бушлат обернутая церковькачает медленно крестом.А в старом парке липа-паркерстоит в чернильнице-листве,и целясь дворник прислонилсясволОчив крылья до пивнойА в старом парке Петербургскомтяжел и сумрачен покой…
«Влюбленные, с метлой не расставайтесь»
Влюбленные, храните запах утрав шкатулке облаков из перламутрав шкатулке из огня храните ночьоставьте ключ на дне, идущем прочьВлюбленные, бегите из карманаспустившись по цепочке от часовпо краешкам заштопанного шрамана месте дырки от былых оковВлюбленные, с метлой не расставайтесьи каждой ночью убирайте звездыс помятой неба павшею листвойВлюбленные — пространствовремя «Ноль»в шкатулке, а снаружи Бог их, в майкеподглядывает думая о стайкепорхающих в кубышке душ-ослов.А ссзади чорт готовится к пенальти…Держись покрепче за свою шкатулкулюбимая моя пружинка втулкия ключик, я открою, пусть летаютослы среди всех полосатых маек….
«Кабанчик и Пилат»
«вырастить кабанчика» (блатной жаргон): взять с собой в побег из тюрьмы кого-то,чтобы съесть его за неимением еды во время долгого пути по бескрайней тундре…Окно. За ним вдали дорога. И полерыхлое, сырое. Местами холмикииз «хлорки» — могилки воинов зимы.На горизонте виден свин. За ним мойГород. Город Гоев, царей, рабочих«Петродоев»!Он там, вдали, на горизонтеподобен графику «От Швондера»то пики шпилей, то коробки.Возьму бинокль и выпью водки.Гляжу. «ШШербатая луна» — улыбкавышла у меня: карандашомрисую «графити», штрихую небо,облака. Сжимаю серое и комкаюс бинокля снятых два листачтоб выжать, выдоить цветацвета такие — проступают!Багровый, иссинь, таракоттв них одеваются заводыхрущевки, будки и больницы,коттеджы в черных незабудках,Девица рыжая на СмольномХалат меняет на мехаи улетает. Нахуя?Сочится кровь из под десницы(опять у Господа цынга)Царица-Ночь нага до негис себя снимает даже боты,плывут из Невки в кашалотыкарьеру делать — из карьеравползла в калошах-черевичкахЦарица-Ночь, девица — «спичка»дочь электрода и дуги. Как даст огня!Круги, кругив глазах моих круги оковыбинокля след, подтеки крови,плеватьНакинул плед и с головойТеперь — фотограф,так в биноклеперевернулся Город «МОГЛИ»в прозрачном воздухе колышен,на стульях барышни под збруейЗажегся свет в глазах домов,и Алехандро сериалыпокинув, в порно переходятпод ними стонут; кто в проходекинотеатров — те кончаютно тихо, тихо. Вдруг повоютна белой простыни шакалыа значит — пойманы «газели».И «джуга-джуга» — Джунглей зверипоют под грохот барабановто цепи — время молотьбы…Но тих сей шум,мой мозг приглушенЖрецы снимают рясы, черньна купола кидают — «уши»,скорее — клетки попугаевсоборы в ночь напоминают;на кранах в небо фонарипредупрежденья для драконовторговцы в сумы прячут клоновСлоны из хоботов пускаютпары до неба (это трубы)печется Бог о хлебе в ротЦелует Дьявол его в губыА небо просто размокает(дешевый был гипсокартон)Срывает вниз парад иконлетят вращаясь вкруг оси:«З-З-З-З-З-З……»и словно циркульные пилысрезают головы шальные,по небу «Хаски» пробегает,в санях — Весна, в листву папайиукутаны большие груди.Бежит упряжка по проталинепокрытой смазкой-молофьейно разливается кофЕйна стол дубовый, в дермантинескрипит по креслу «Валентино»шуршит невеста крепдешиномв стакан сцежая молоко,А рядом с ними Бог (ух, мина!)подул, вприкуску, блюдце студит.Окно трехслойное, герметик,меня отсiкло от Христа,дыханья, запаха изменырощенных без струи с соска,Извне, из студии темнак стеклу прилипли два мента…пардон — прилипли два листак окну прилипли. А на нихмоей рукой написан…счет.Ой, стих:уж если быть собакой — «Хаски»а человеком — «зорро в маске».Он скачет в Город. В Город Гоевцарей, рабочих, на охоту:УБИТЬ ХУДОГО КАБАНА!Зачем? Зачем он Землю роетпод Дубом вечным, вечный Свин,сын Алехандро и России,он Царь, он Гой, он мой — Мессия…Шел Витя Авин средь осин.Пилат решил: «Кабан хороший!Клыком осину быстро крошит»…«Милый, Отче, Господи, Забрось…»Отзовись, «Мось», милая, на зависть,медленно вращающей спиною, нуНа какой же ты конец земли отправилось,море мое?Море из расплавленных до лавыжеланий преступленья через счастье,высказанных шумно в скалы славыприбоя от Луны до звезд и свастик(приплыли, здрасте!)на отливе оставляя цепь чаинок!А, то горе, а то — кони, но уплылимордами об небо и ушамихлопаячтоб на берегУ страдали люди.Ну а эта цепь других, мой рот, чаинокчаек гомон (тоже загалдели)этих бесполезных, белых чаекчто на сцене так ославилЧехов.Переводит нам по буквам, снизу-ввысь он:«Назовись, откликнись, полуостров „Слов“полустанок, полуарктик, полуплатос кельями на кольях для икаров».А под ними «тык-тык» — парами пингвиныходят по лугам, залитых солнцем,оранжевых ромашек, филиалок,точек черных маковых росинок.Красотища!Упитанные, много, в роде — тыщи!Тех кто себя «хлоп-хлоп» по животикуа напротив их смешно жестикулируюттоже, но поменьше, но пингвины!Бог читает выстроенное ими Имя!Мы под ним лежим сося за вымяи поэтому не видим «ни пингвина»только яйца, кладку, да парную напись:«Накусь!»!Назовись, окликнись, выдусь, обобросся,Линия идущих точек в РосьНа какой же ты конец земли отправилась…?….— Милый, Отче, Господи, забрось!— Пингвины, «Мось»!